Последний мятеж

– А как ты хотел? Сполняй волю княжью! Мужиков-то калечить и дурак может, а ты работать заставь. Я-то в лесу их блюду – не скучаю. А теперь ты что затеял?! Примак-бродяжка, ясно дело, и не смерд даже, однако ж работает! Се примаки, считай, за пятерых топорами машут, а ты им кровь пускать? Потерпишь покеда! Перечить стал больно много!

– Да я ничо, Свен! Тока… Тока томно мне! Может, скажешь бабам, чтоб бражку поставили?

– Я те поставлю! Потому и томно те, что по ночам бродишь да сказки богохульные слушаешь. Спать ступай и не вякай!

– Ну… я…

– Хоть «ну», хоть «гну» – в избу ступай! Зoря уж скоро. И молодых, смотри, до утра не трогай – замордовал совсем отроков. А я тута побуду – с примаками-волхвами без тебя разберусь!

– Ну, эта… Мальчонку бы, а?

– Ступай с глаз долой!!

– Иду, Свен, иду! А скажи тока… Давно маюсь: что ж ты с Домлатом-князем не поделил? Почто увел дружину свою? На смерть-погибель повел нас – почто?

– Твоего ль ума дело? Сказано: ступай!

Вздохнул Лютя, с лежака встал и, как был согнувшись, к двери пробираться начал. У входа сaмого разогнулся малость, повернулся, на Свена глянул. Странно, нехорошо как-то глянул, да и вышел в промозглую ночь.

Передернул воевода плечами – зябко что-то:

– Эй, хозяин! Как тя там?.. Не помер еще со страху-то? Подтопи очаг – гость у тебя! Али нечем?

Зашебуршился дед Пеха: к очагу подполз, горшок опрокинутый вынул, в угли дуть начал – вся землянка в дыму!

– Ну, старый! Верно слово: заставь дурака богу молиться! А вы чо молчите, бродяжки? Который волхв-то? Один был колдун тута – дед Пеха; теперь два, значит, стало. Не много ль?

Николаю очень хотелось сказать что-нибудь «приятное» воеводе, но он крепился, рассчитывая на Вар-ка. Тот же молчал, потому что понимал ситуацию гораздо лучше напарника и, может быть, именно поэтому не мог ни на что решиться: «Свен – предводитель вольной дружины – ушел вместе со своими людьми от князя, которому служил много лет. Что за приключения они пережили раньше, неизвестно, но закончилось все разграблением соседней деревни, погоней и „боестолкновением“ с воинами местного владыки. В результате из дружины Свена в живых остался только Лютя. Наверное, они продемонстрировали такие чудеса доблести и героизма, что князь Рутич принял их к себе на службу. Почему-то он так доверился новичкам, что оставил их охранять сразу две свои деревни, в том числе ту, которую они же недавно и грабили. Можно, правда, предположить, что для дружинников эта работа настолько непрестижна, что других желающих просто не нашлось. При всем том совершенно непонятно, что и от кого может охранять такой гарнизон, даже усиленный двумя молодыми воинами.

То, что они творят над крестьянами, вполне можно обозначить словом „беспредел“. Обозначить-то можно, но это не будет верно, потому что смерды, похоже, не видят тут никакого отклонения от нормы – многовековой, наверное, нормы! Что можно сделать в такой ситуации? Да, пожалуй, и ничего! Нужно попытаться только спасти себя… и Николая, конечно. А мальчишку – Ганьку конопатого? Пацан, похоже, обречен: даже свои не хотят его прятать. Наверное, они считают его как бы живым мертвецом.

Тут, в Верхней Онже, похоже, живут то ли три, то ли пять больших неразделенных семейств. Во всяком случае, местных дедов-старшинок человек пять, но авторитет у всех разный, и кто главнее, пока не ясно. С Нижней Онжи пригнали еще смердов для ускоренного строительства забора вокруг деревни. Они пришли со своим старейшиной, хотя мужик этот не очень и старый. Местные его авторитет признают и, похоже, ставят довольно высоко. Все эти старшинки как-то подозрительно переглядываются и шушукаются, таясь от дружинников. Может быть, у них так принято?

По первым впечатлениям устройство этого общества вполне архаично: демократией и не пахнет, младший во власти старшего, и все во власти деда; женщина здесь не человек, но, кажется, какую-то ценность все-таки представляет. К чужакам относятся с брезгливой опаской: и принимать неохота (ни к чему нам!), и прогнать боязно (не навели б порчу). Вот и пристроили жить к одинокому деду, который пережил почему-то свое семейство. Авторитет у деда Пеха невелик, но он есть и держится, похоже, на том, что старик совершает какие-то обряды или хранит тайны, за что другие не берутся. Все это, конечно, интересно, но сейчас – не главное.

Старый воевода Свен… Впрочем, если его подкормить, помыть и постричь, то может оказаться, что он не старше нас с Колей. Волевой дядя – умеет держать „каменное лицо“ и не выпускать эмоции наружу. Понимать его трудно, но можно. Кажется, Колину байку об эволюционном происхождении военной аристократии он слушал с интересом. И с трудом удержался от уточняющих вопросов – прикусил, так сказать, язык. А вот собственную – единственно верную – сказку о сотворении мира Свен рассказывал как-то вяло. Сделал-то он все правильно: и голосом сыграл, и глазом сверкнул, и брови нахмурил, только… Только сам он, похоже, о чем-то другом думал.