— Да не вы ли убедили их в необходимости поиска? Поиска путей к свободе, которой не сыскать без веры? Не вы ли навязали миру, что главное — посадить дерево, построить дом и родить сына? И мужчины бьются насмерть, исполняя вашу волю? Повторяя как заклинание страшные слова: «Человек произошел от обезьяны!» Не с вашей ли подсказки сбивают они с толку миллионы, оправдывая совершённые теми ужасы? Чего и оправдывать-то нельзя! И не вы ли автор учебников истории, сеющих ненависть отцов к детям и наоборот? Чьи курсы парапсихологов и сайентологов, экстрасенсов и всяких «роз мира» расплодились по всему миру? Сект, зовущих к исцелению и самосовершенствованию, после которых в лучшем случае люди становятся тенями. В лучшем! А в худшем — объявляют врагами целые народы, не чувствующие сладости ядовитого запаха этих «роз». Не ваши ли победы — однополая любовь, феминистки, драчливые светские девки с подонками в брюках, нагло плюющие в лицо Богу и забывшие трагедию Эдема. Людоеды, по сравнению с которыми злодеи двадцатого века — босоногие карлики, не ведавшие, что творили! Эти знают! — Сергей уже с ненавистью смотрел на незнакомца. — И моих детей вы хотите привести к тому же! Не позволю. Зубами буду грызть вас! Другое дерево посадят они! В себе! Другой дом построят — в душе! Это вы произошли от обезьяны! Вон! Вон отсюда! — заорал он, поднимаясь с кресла. — Вон!
— Ты так и не понял, о чём поведали шагающие в долине, — еле сдерживая злобу, прошипел гость. — Кто была последняя женщина прошлых страниц…
— Понял! Литература! — перебил хозяин.
— Что ж, выбор сделан. — Человек даже не шелохнулся. — Но пока… пока я оставляю тебе перо. Только им ты можешь закончить то, ради чего пришёл в мир. И смотри, у тебя мало времени. Всё, что я дал тебе, имело лишь одну цель — создание книги. — И, выдохнув, добавил: — Ты сам вложил эти слова в уста мои. В первом романе. Так что не обессудь. Напомню, чем заканчивалась та фраза… подумай, устроит ли тебя окончание сегодня? — Его указательный палец упёрся в Сергея:
«Ливень был такой силы, что превратил опустевшие улицы в реки. Пронизывающий ветер заставлял удерживать шляпу двумя руками. Ни одного прохожего на пути, будто гроза застала в городе только его. Мокрая и грязная собака, жалобно скуля от страха, который завладел всеми живыми существами в эти минуты, отчаянно жалась к его ногам. Движимые этим чувством, в каком-то сумасшедшем порыве укрыться и спастись каждый от своего ужаса, они оба, слившись в единое целое, бежали сами не зная куда. Достигнув дома и оставив внизу ошарашенного слугу, который только и понял, что нужно запереть все окна и двери, он, не снимая промокшей одежды, поднялся к себе. У самой постели силы оставили старика». — Силы оставили его! Художника! — повторил сидящий напротив.
— Не ту выдержку цитируете. Лучше про Латынину, оповестившую мир, что для неё свобода дороже социальной справедливости.
— Снова кусаться? Помню, помню твой каверзный вопрос: «На сколько человеческих жизней дороже? На десять? Тысячу? Или на сто тысяч? Где вы остановитесь и скажете: хватит, слишком дорого!
— Вижу, свою-то память лелеете. Отчего?
— Смотря о ком, родные же, — и, видя презрительный взгляд Сергея, добавил: — Это не тянет на вопрос. Значит, вызов? Думаешь, всё-таки в безопасности? И впрямь рассчитывал тронуть меня без последствий? Так знай, набалдашник главного кресла в мире заметить невозможно! Все смотрят на само кресло! Не по зубам. Никому из людей! В нём, а вовсе не в пуговице сила моя! А теперь до встречи…
С этими словами гость, к изумлению хозяина квартиры, стал на глазах уменьшаться в размерах и терять очертания, рассыпаясь в странную красно-синюю пыль. Через пару секунд на полу у кресла оставалась лишь ящерица. Стряхнув осыпавшиеся останки, она подняла голову, зашипела и тут же исчезла в топке камина.
— Ты совсем с ума сошёл? Весь дом спит, три часа ночи… — услышал Сергей и с трудом открыл глаза. Незнакомая женщина трясла его за плечо.
— Вы кто? — прошептал он.
Та усмехнулась:
— Вот уж точно: «и сразу поняли мы оба, что до утра, а не до гроба».
Выйдя к завтраку, он застал жену, вытирающую тряпкой пол у камина.
— Просыпал, что ли, краску? И откуда взял? Тащишь в дом что ни попадя, только сейчас увидела, — тихо произнесла она, укоризненно глянув на него.
Маховик угроз начинал набирать обороты.
Отец Тихон, настоятель Сретенского монастыря, шевелил губами, держа в руках три белых листка:
«Маленькие чёрные точки втягивались в странную башню. Сергей приблизился к ней и, к удивлению, обнаружил, что от слов над массивными воротами исходит пульсирующий свет».
— Это всё написано вами? — священник поднял глаза на молчаливого прихожанина. Тот согласно кивнул. Настоятель снова углубился в чтение: