Перуджио сделал глубокий вдох, чтобы побороть волнение и протянул руки к картине. Он снял картину в тяжелой раме со стеклом со стены, обнажив два стальных крюка, на которых она держалась. Затем, вытащив портрет и притулив опустевшую раму к стене на полу, он помчался в сторону галереи, где экспонировались полотна староитальянских мастеров. Там Винченцо открыл спрятанную за обоями потайную дверь и выскочил на лестницу, что вела к двери, выходящей во двор.
Дверь оказалась запертой. Он быстро отпер три задвижки и дернул ручку — дверь не поддалась. По спине Винченцо пронесся холодок. Он вытащил из кармана перочинный нож и стал выкручивать шурупы, которыми крепился замок. Первый. Осталось еще три…
Где–то наверху лестницы вдруг скрипнула дверь, и послышались шаги. Перуджио выпрямился, сжав в руке нож так, что побелели костяшки. Надо успокоиться. Он опять глубоко вздохнул и, убрав нож в карман, стал дожидаться идущего.
Вниз спускался один из жестянщиков, занимавшихся ремонтом кровли и водостока. Когда жестянщик Сауве почти поравнялся с Винченцо, тот произнес с начальственными интонациями в голосе:
— У вас ключи с собой? Откройте–ка мне двери.
Пожав плечами и вытащив из кармана связку ключей, Сауве щелкнул замком и отстранился, пропуская вперед, как ему показалось из–за наличия белой куртки, сотрудника музея.
Винченцо, сдерживая желание броситься бежать и собрав в кулак всю свою волю, выглядя внешне весьма спокойным, вышел в дворик Сфинксов, и, пройдя по нему, свернул к большому дворику Висконти, чтобы добраться до выхода на Луврскую набережную. В связи с уборкой в вестибюле ворота были раскрыты настежь и не охранялись — вахтер намеревался сходить в соседний двор за водой, но был вызван на планерку. Прежде чем выйти на улицу, Перуджио снял белую куртку и завернул в нее картину. С прямоугольным свертком подмышкой он двинулся по направлению к мосту Карузель и растворился среди ранних, но уже многочисленных прохожих.
Лишь примчавшись домой, и, запихнув картину, завернутую в белую куртку в старый платяной шкаф, он перевел дыхание. Руки тряслись как у больного лихорадкой, в висках стучала кровь, сердце громыхало так, что казалось, будто стены каморки на улице Госпиталя Святого Луи, куда он переехал из доходного дома Давида Каишана сразу после смерти Риккардо Манцони, вот–вот рассыплются. Он сел на кровать, тут же встал и прошелся по комнате несколько раз туда–обратно, словно загнанный зверь по клетке. Поймав себя на этом сравнении, снова сделал большой вдох–выдох, а затем пару раз шлепнул себя ладонями по щекам.
— Все! — рявкнул он сам себе. — Успокойся! Дело сделано. Назад не вернуться, потому что ты перескочил черту. Эту чертову невидимую черту.
Винченцо подскочил к буфету и вытащил на свет божий початую бутылку Кьянти. Вырвав пробку, он закинул голову назад и залпом ее осушил, почти не чувствуя вкуса и запаха благородного вина.
После этого он обернулся и посмотрел на дверь. Поставив пустую бутылку на стол, Перуджио подскочил к двери и запер ее на замок и две щеколды. Следующее что он сделал, закрыл шторы и снова сел на кровать.
— Чертова черта… — пробормотал он. — Нет. Черта еще не пройдена. Еще можно повернуть назад. Прямо сейчас отнести картину в Лувр, и сделать вид, что ничего не произошло. Ничего не произошло? Как это не произошло? Ты украл самую лучшую в мире картину и ничего не произошло? Винченцо, ты вор! Грабитель! Разбойник с большой дороги. Таким отрубалируки и вешали на площадях. Самое безобидное, что тебя ждет — это каторга в Тулоне. О, Боже мой! Я разговариваю сам с собой. Я свихнулся. Или нет? Может, я сплю?
Винченцо вскочил и подбежал к шкафу. Через мгновение он уже разматывал куртку, в которую был завернут портрет.
— Ну–ка! — зарычал он. — Это похоже на сон? Это Мона Лиза и ты сейчас держишь ее в руках, и она находится не в Лувре, а у тебя дома в этой обшарпанной комнатёнке, где нет никого, кроме тебя и вонючих клопов. Это похоже на сон? Нет! Это не похоже на сон. Судьба дала тебе шанс, Винченцо Перуджио. Не упускай его. Что бы сказал тебе Риккардо? Он бы сказал, что жизнь дается один раз, и, если тебе удалось влезть на белого коня — не спрыгивай с него в грязь. Ухватил нить — тащи ее до конца и, в конце концов, выйдешь из лабиринта. Не отступай, Винченцо Перуджио. Иди до конца.
А через день… Не на следующее утро, а только через день мир взорвался.
Редакции журналов и газет соревновались друг с другом в изобретательности. Заголовки повергали обывателей в ступор. Все первые полосы были заняты только одной новостью.
«Кража века! Пропала лучшая картина Леонардо да Винчи!»
«Лувр ограблен? Нет! Ограблена Франция!»
«Кто украл «Мону Лизу»? Полиция и дирекция Лувра в недоумении!»
«Комиссар полиции центрального округа Парижа Лемож взял бразды правления по поимке преступника в свои руки»
«Директор Лувра метр Омоль уволен со своего поста!»
Версии сыпались, как из рога изобилия.
Журнал «Паризьен» предположил, что картину украли «с целью проверки бдительности в музеях и сейчас она находится в надежном месте и под надежной охраной».