Последний мужчина

— А «смерть чудесная была, без агонии, без страданий. Ночью перенесли в часовню. Вчера приезжал батюшка… чудесно служил…» — первый отложил газету.

— Кто это?

— Жена Чехова о смерти мужа.

— Да… одни слышат музыку дождя, а другие — барабанную дробь уготовления казни. Так что же слышит женщина?

— К сожалению, одно и то же. Восторгается первым под дробь второго. Иначе ни за что не приняла бы плода.

— По-человечески понятно…

— Э, брат. Если применять человеческую логику, можно дойти до такого! Ведь вкусив с запретного древа, человек не совершил ничего предосудительного со своей точки зрения — не знал, что, ослушавшись, делает зло, неведомое ему как категория. К тому же никому ни в чём не клялся, присяги не давал, не обещал. Но был наказан… В чём вина создания, не имевшего нравственности как свойства? Не стучит.

— Мне кажется, коллега, вы путаете его непонимание отличий добра от зла с нравственностью как свойством души. То бишь разум с духом.

— А есть отличия? Между добром и нравственностью?

— Пропасть. Что такое хорошо и что такое плохо, он узнал из заповедей.

— Так я об этом и говорю. В раю не слышали о них.

— Увы, милейший, нравственность — не приобретаемая черта, а данная душе от сотворения.

— Опять тупик. Положим, Творец не хотел выступать в роли хозяина, которого надо бояться, что вполне понятно, а вёл себя как рассказчик, просто поведал, что вон в том лесу полно ядовитых гадов и, если укусят, будет плохо. Но слушатель всё-таки решает пойти туда… и съедает плод запретный. Так зачем за это наказывать? Ведь ослушание не безнравственно. Вот если бы сначала были заповеди, а потом ослушание — другой коленкор. Поделом.

— А если ослушание уже безнравственно?

— Выходит, я опять прав. Первой приставку «без» обрела женщина. Первый бунт против властей был её и в раю. А на земле «всякая власть от Бога».

— Но сказанное в Библии верно при условии покорности Богу и самой власти.

— Так она-то этого не знает!

— Женщина или власть?

— А вы улавливаете разницу?

— Хорошо, поймали. И всё-таки прекрасная половина просто покорилась змею.

— Ну, ещё бы! Непокорность в моду у неё вошла потом, когда угробила Адама. И утвердила новую логику: если чай нравится, значит, «нравственный». Если нет, то — «безнравственный». И всё же есть безответный вопрос. Но главный. Кто допустил змея в рай? Обидно, знаете ли, что с такой мелочи начались мои запои!

(Из разговора двух интеллигентных пьяниц)

Ростропович, стоя на одном колене, читал Вишневской Шекспира. Очередная квартира в одном из кантонов Швейцарии, подаренная супруге, была слабо освещена колышущимся пламенем свечей.