Последний натиск на восток. Ч. 1

Люди боярина Горана, который и сам поклонялся Моране, уже придавили по-тихому нескольких баб, смущавших умы людей. Одной видения были про мор и глад, другой приснился огненный дождь, что жжет отступников, забывших заветы предков, а третья, брызгая слюной, плевала в сторону самого князя, называя его отродьем Нави. Тетки, попадая в Тайный Приказ, на поверку оказывались либо полоумными дурами, либо наоборот, теми, кто кормился таким нехитрым способом, создавая себе славу ведуний. В любом случае, Пес государев не колебался, и карал их без пощады. Он в своего князя верил больше, чем в наказание богов, практичным умом вчерашнего дикаря взвешивая, где для него больше пользы. Он еще ни разу не слышал, чтобы отступника покарала молния Перуна, и это еще больше заронило в нем семена сомнения. Что же это за бог такой, если он защитить себя не может? Ведь, в отличие от христиан, которые верили просто потому, что верили, без каких-либо условий, у язычников с богом были налажены взаимовыгодные отношения. Я тебе даю жертву, а ты мне даешь то, что я прошу. И чем серьезнее просьба, тем больше должна быть жертва. Эта примитивная парадигма рушилась на глазах под напором тех новых дел, что творились каждый день по приказу князя Самослава. Только невероятная терпимость государя и мудрость владыки Григория, вещавшего с амвона про любовь к ближнему, еще удерживали народ от крови. В церкви собирались фанатичные христиане, а на капище, что было в священной роще, молились язычники. И, как назло, Богиня, то есть статуя Венеры, что стояла когда-то во дворе почтенного купца Приска, лицом самую малость походила на княгиню Людмилу. Просто красивая баба, и этого оказалось достаточно. По словенским весям ползли слухи один забористей другого, и понемногу княгиню стали обожествлять. Казалось бы, такой поворот событий должен был укрепить власть ее мужа, но это только еще больше все усложнило.

Княжеский поезд шел по льду Дуная, словно по торной дороге. Гонцы опережали его на пару дней, давая людям возможность увидеть своего государя и попросить помощи или справедливого суда. И отказать им князь не имел права. Не поймут, ведь как-то очень быстро и это стали считать старым обычаем. Странно даже, учитывая то, что никакого князя в этих землях отродясь не было, а просить справедливого суда у аварского кагана никому бы раньше и в голову не пришло.

— Люди появились, княже, что княгиню нашу с толку сбивают, — сказал вдруг Горан, который скакал рядом с Самославом стремя в стремя. — Пока тебя нет, льют ей что-то в уши и льют. Она после этого сама не своя становится. Плачет по ночам, на капище всю ночь молится.

— Кто такие? — скинулся князь. — Почему раньше не доложил?

— Только недавно сложили одно с другим, — сожалеющее ответил Горан. — И людишки все из новых. Не видели их раньше в городе. Всё у капища отираются, да милостями княгини кормятся.

— Взял их? — пристально посмотрел на Горана князь.

— Не стал, государь, — покачал головой боярин. — Они исподволь работают. Тут словечко сказали, тут обиженного пожалели, там безутешной матери внушили, что это христиане ее ребенка сглазом со свету сжили. Есть подозрение, что люди эти не сами по себе пришли, а как будто прислал их сюда кто-то. Тот, кто хочет, чтобы братская кровь у нас пролилась.

— В разработку взял? — задумался Самослав. — Хорошо! Ты смотри, как люди тонко работать стали! Удивительно даже!

— Так жить-то всем хочется, государь, — пожал могучими плечами Горан. — Среди окрестных владык совсем уж дурней не осталось. Повывелись. Они все понимают, чем для них усиление Новгорода закончится. Ты же сам мне когда-то говорил: Действие равно противодействию. Это вот оно самое и есть, противодействие.

— Кто же это у нас умный такой завелся? — не на шутку задумался Самослав. — Не надо этих людей хватать, боярин. Возьмем мелкую рыбу, а крупная в тину уйдет. Еще больше бед потом получим. Каждого, кто вокруг них крутится, примечайте. Доведите всю цепь до самого конца. Дайте мне заказчика, Горан! А с женой я как-нибудь разберусь.

Будущая столица показалась на десятый день пути. Едва наметившиеся стены и башни поднялись на четыре локтя от земли, и пока что работа замерла до тепла. Баб посадили чесать шерсть и прясть, благо делать им было все равно нечего, а мужики пошли валить лес, потому как два гроша в день при казенном питании еще никому лишними не были.

Новый жупан Будимир был из хорватов. Местной знати после предательства Любуша веры не было. Их обвинили в том, что они о преступлениях своего товарища знали и куда надо не донесли. И, как водится, никто их оправданий слушать не стал. Не для того все затевалось. Словацких владык рассовали по другим землям, не обращая внимания на их вой и жалобы. Первая тагма, что стояла в Братиславе, все попытки возмутиться пресекла на корню.