К тому же становилось очевидно, что Вир справился со своей задачей. Вне всякого сомнения, он отогнал всех чудовищ. За несколько часов Робин с кузенами, сыновьями Дороти, стали друзьями «не разлей вода», и он тут же присоединился к ним, чтобы мучить девочек. И когда пришла пора расстаться, Робин не выказал ни единого признака паники. Он не закатил истерику или ударил Вира, но дал честное слово писать, и стребовал с опекуна обещание приехать назад в конце августа на его, Робина, десятый день рождения, а затем убежал, чтобы составить компанию кузенам и разыграть сражение при Эгинкорте.
Но Вир вернулся задолго до дня рождения. И трех недель не прошло с момента отъезда из Лонглендза, как он стремглав поскакал назад.
Шестой герцог Эйнсвуд подхватил дифтерию.
Болезнь еще была мало изучена. Первое точное описание этой заразы было опубликовано во Франции всего лишь пятью годами ранее. Что было понятно и никем не оспаривалось, так то, что болезнь чрезвычайно заразна. Сестры Чарли умоляли Вира. Их мужья пытались его остановить, но он был крупнее любого из них, а в том неистовом состоянии, в котором он пребывал сейчас, его и полк солдат не смог бы удержать.
Он вихрем взлетел по главной лестнице и решительно прошагал по коридору в комнату больного. Выгнал сиделку и закрыл дверь на засов. Потом сел рядом с кроватью и обхватил маленькую слабую ручонку своего подопечного.
– Все хорошо, Робин, – произнес он. – Я здесь. Я буду драться за тебя. Давай, позволь мне это, слышишь, парень? Вышвырни окаянную болезнь, и уж я с ней разберусь. Я смогу, мой мальчик, ты же знаешь, я смогу.
Маленькая холодная ладошка неподвижно лежала в его огромной теплой ручище.
– Ты давай, прекращай это, ну, пожалуйста, – убеждал Вир, задыхаясь от слез, подавляя безысходное горе. – Для тебя слишком рано умирать, ты же это знаешь, Робин. Ты едва начал жить. Ты ведь не знаешь и доли всего – что на свете можно повидать, сделать.
Веки юного герцога затрепетали, и глаза открылись. Что-то похожее на узнавание мелькнуло в них. На мгновение на губах возникла едва заметная улыбка. Потом глаза мальчика закрылись.
Это был конец. Как Вир не продолжал говорить, упрашивать, умолять, вцепившись в маленькую ладошку, не смог он вытащить проклятую болезнь и забрать в себя. Ему ничего не оставалось, как ждать и смотреть, как он проделывал это прежде много раз. На этот раз бдение оказалось коротким, самым кратчайшим и тяжелейшим из всех.
Менее чем через час, как только ночь сменила сумерки, хрупкая жизнь мальчика ускользнула прочь и пропала… подобно тени.
Глава 1
– Я подам на них в суд! – бушевал Ангус Макгоуэн. – В этом королевстве пока еще есть управа на клеветников, а если это не клевета, тогда я – проклятые бычачьи яйца!
Огромная черная собака породы мастифф, дремавшая перед дверью в конторе редактора, подняла голову и со снисходительным любопытством перевела взгляд с Макгоуэна на свою хозяйку. Убедившись, что последней не угрожает никакая неотвратимая опасность, собака снова опустила голову на лапы и закрыла глаза.
Ее хозяйка Лидия Гренвилл, особа лет двадцати восьми, рассматривала Макгоуэна с такой же бесстрастностью. Впрочем, с другой стороны, расстроить Лидию была отнюдь непростой задачей. Белокурая, голубоглазая, всего лишь на несколько дюймов меньше шести футов, она выглядела почти столь же изящной, как валькирия или амазонка, а ее фигура, подобная статям этих легендарных воительниц, была такой же сильной и подвижной, как и ее острый ум.
Когда Ангус швырнул объект своего негодования на стол, она невозмутимо подхватила сей предмет. Это был последний выпуск «Обзора Беллуэдера» Как и в предыдущем издании, несколько колонок на первой странице посвящались нападкам на последние журналистские достижения Лидии:
(Аргус – в древнегреческой мифологии страж-великан – Прим.пер.)
На этом Лидия прервала чтение.