Пятнадцатое марта, свистят дубинки. Я пытаюсь добраться до площади Бема по Цепному мосту, но полицейские на мотоциклах перегораживают мне дорогу. Последнее, что я вижу: трое мужчин бьют женщину, одной рукой она придерживает шляпку на голове. Я хочу ей помочь, но агенты хватают меня за руки с обеих сторон. Я влетаю в квартиру на первом этаже на площади Адама Кларка. Из перины ливнем хлещут окровавленные гусиные перья. Я в Темешваре. Секуритате окружила приход. Верующие живым щитом окружают священника. Я переодеваюсь попом, но агенты в штатском меня вычисляют. В угнанном «трабанте» я бегу в Австрию, потом, прячась в греческой фуре, появляюсь в Тиране, но они меня вычисляют и к моему приезду устраивают в городе беспорядки. Каждая улица ведет в другой город, навстречу мне — демонстрации. София, Варшава, Лейпциг, Бухарест, Вильнюс, Братислава, Таллинн. В Гданьске, видя, как мы бежим в направлении, противоположном манифестации, докеры грозят нам кулаками. Мой сон становится черно-белым, Прага в сумерках, идут танки, наши танки. Не стреляйте, я венгр! Люди в штатском хватают меня, впихивают в подворотню и начинают методично отбивать мне почки. Во сне сил у меня прибавляется, я вырываюсь из окружения шпиков и направляюсь домой. Граница открыта. Навстречу мне движется венский гуманитарный конвой. Переодевшись сотрудником Красного Креста, я огибаю противотанковые заграждения на площади Сена.[64] В вышибленном взрывом окне я снова вижу своих преследователей — те же плащи, те же равнодушные улыбки. Нет, я не сдамся. По улице Фень я выхожу на площадь Москвы. Теперь путь один — назад, и я бесконечным подземным галопом скачу в Москву. Будапешт взят в кольцо, передвигаясь от дома к дому, я подавляю огневые точки повстанцев. Передо мною обрушивается стена, откапывают меня в Сталинграде. Русские возводят баррикады из замороженных трупов, наши войска ведут бои, правительство остается на своем посту. Пробираясь среди руин, я попадаю на разбитую снарядами площадь, застыв в позе восточного мудреца, памятник Ильичу медитирует о великой, октябрьской, социалистической. Он замечает меня, руки его начинают двигаться в молниеносном темпе, Шива сторукий, и в каждой руке — по кепке. Ленин, вихрь в урагане истории, вспыхивает разноцветными огнями над развалинами, как стробоскоп на дискотеке. Дорога идет через концлагеря, камеры пыток, через горы трупов. Агенты дышат мне в затылок. Навстречу мне попадаются Сакко и Ванцетти. Щелкает рубильник. Мне заламывают руку за спину. В воздухе сладковатый запах, как на конкурсе кондитеров во время присуждения призов. Меня окружают торжествующие лица, на шеф-поваре — военная фуражка.