Читаем Последний окножираф полностью

На площади Конституции группа проправительственных демонстрантов, заблудившись, по ошибке примыкает к антиправительственной демонстрации. Оратор с жаром говорит о Сербии, какой бы она могла быть красивой и свободной, свободной и красивой. Старики согласно кивают: хорошо говорит. Кивая, они оглядываются по сторонам — кругом молодежь, замечательно, молодцы. Но один из них замечает, что в руках у соседа — портрет Вука Драшковича, и шарахается, будто ступил в дерьмо. Что такое, вопит он, измена! Толпа оборачивается и видит Милошевича в тридцати экземплярах. Потрясенная тишина. Косовары озираются по сторонам, там и тут — портреты Милошевича, что-то будет? Старики извиняются, не туда попали, и хотят незаметно покинуть площадь, но раздраженная толпа уже взяла их в кольцо. У них отнимают Милошевича, сбивают с них шапки и напихивают в них гнилые овощи. Старики, наложив в штаны, бегут по незнакомому городу, уворачиваясь от тумаков и струй кипятка, которым их поливают из окон. В Белграде разворачиваются уличные сражения, плачущие старики забиваются в припаркованные напротив французского посольства междугородные автобусы, вокруг которых скачут студенты с палками от транспарантов. Новый герб Белграда: молодой оппозиционер кидает яйцо в пожилого крестьянина, обороняющегося из окна автобуса яблоками. В центре города на защиту проправительственных демонстрантов встает милиция. Через головы омоновцев толпа швыряет яйца, картошку и гнилые фрукты в своих противников, которые отвечают ей транспарантами. Местные получают дополнительные боеприпасы в виде нескольких мешков картошки. Волейбол с милицейским кордоном в качестве сетки. Один из контрдемонстрантов блокирует капустный вилок портретом Милошевича, и он возвращается на половину противника. Мяч попадает в сетку, томатные струи стекают по шлему омоновца. Яблоки на исходе, старики швыряются тем, что летит в их сторону. Цены на яйца и помидоры — оружие однократного применения — штурмуют небо. Нелепо топчутся, озираясь по сторонам, защитники государства, насекомые в пуленепробиваемых жилетах и защитных шлемах.

Окножираф: «Плакать — плохо, смеяться — хорошо. Бояться — плохо, радоваться — хорошо. “Плохо” — это противоположность “хорошо”».[58]

Пластик стукается о пластик, омоновцы ухмыляются, они забыли, что в шлемах их головы больше. Один из них поднимает щиток шлема, мы оба по-дружески закуриваем «Житан». Он просит, чтобы я не снимал его с оппозиционной газетой в руках, и засовывает «Демократию» за бронежилет. Он обращает мое внимание на коротышку, постукивающего по ладони дубинкой, — с этим лучше не связываться. О том, что в городе небезопасно, что всюду полно милиции, меня предупредили в первый же день. Для омоновцев построили специальные казармы. Те белградцы, которых мучает бессонница, вместо белых баранов считают омоновцев.

Демонстрация моды на подиуме Белграда. Триада «щит, резиновая дубинка, револьвер» — неизменная принадлежность любой униформы, но такие аксессуары, как бронежилет и дополняющий его противогаз, придают подразделению имидж элитности. Вроде бы незначительные, но на самом деле весьма существенные детали: разная длина резиновых дубинок, наличие или отсутствие пластиковых щитков на шлемах, сдвинутых на затылок, надвинутых на глаза или игриво скошенных набекрень. Предпочтительно иметь сексуальный подбородок, потому что в полной экипировке это единственная открытая часть лица. В набор аксессуаров могут входить также автомат, гранатомет — очень круто и по-мужски, и все более входящие в моду уоки-токи. Новая — удлиненная — модель бронежилета напоминает домашний халат цвета хаки. Если поднять защищающий муди передник, то можно засунуть в него кучу всяких необходимых омоновцу мелочей, что создает впечатление элегантной раскрепощенности. Туда же, как в муфту, можно засунуть озябшие руки. Освободившись от резиновой дубинки и уоки-токи, можно сунуть большие пальцы за проймы жилета, как за подтяжки. Эта поза, невозмутимая и исполненная сознания человеческого достоинства, свидетельствует о том, что экономически возвышающееся омоновское сословие вливается в ряды буржуа. Манекен, диктующий современную моду, — уже не презренный сапог, а часть прогрессивного класса. Он уже не суровый вохровец. Даже стоя на месте, омоновец производит впечатление спокойно прогуливающегося человека.

По-сербски «реч» значит «слово». По-венгерски «реч» — треск. Радиотрескотня. Жену Милошевича зовут Мирьяна Маркович.[59] У них есть дочь Мария. У Марии есть радиостанция. Они контролируют СМИ. Производят слова. Реч, реч, реч.

Перейти на страницу:

Все книги серии Современное европейское письмо: Венгрия

Harmonia cælestis
Harmonia cælestis

Книга Петера Эстерхази (р. 1950) «Harmonia cælestis» («Небесная гармония») для многих читателей стала настоящим сюрпризом. «712 страниц концентрированного наслаждения», «чудо невозможного» — такие оценки звучали в венгерской прессе. Эта книга — прежде всего об отце. Но если в первой ее части, где «отец» выступает как собирательный образ, господствует надысторический взгляд, «небесный» регистр, то во второй — земная конкретика. Взятые вместе, обе части романа — мистерия семьи, познавшей на протяжении веков рай и ад, высокие устремления и несчастья, обрушившиеся на одну из самых знаменитых венгерских фамилий. Книга в целом — плод художественной фантазии, содержащий и подлинные события из истории Европы и семейной истории Эстерхази последних четырехсот лет, грандиозный литературный опус, побуждающий к размышлениям о судьбах романа как жанра. Со времени его публикации (2000) роман был переведен на восемнадцать языков и неоднократно давал повод авторитетным литературным критикам упоминать имя автора как возможного претендента на Нобелевскую премию по литературе.

Петер Эстерхази

Современная русская и зарубежная проза

Похожие книги

Антон Райзер
Антон Райзер

Карл Филипп Мориц (1756–1793) – один из ключевых авторов немецкого Просвещения, зачинатель психологии как точной науки. «Он словно младший брат мой,» – с любовью писал о нем Гёте, взгляды которого на природу творчества подверглись существенному влиянию со стороны его младшего современника. «Антон Райзер» (закончен в 1790 году) – первый психологический роман в европейской литературе, несомненно, принадлежит к ее золотому фонду. Вымышленный герой повествования по сути – лишь маска автора, с редкой проницательностью описавшего экзистенциальные муки собственного взросления и поиски своего места во враждебном и равнодушном мире.Изданием этой книги восполняется досадный пробел, существовавший в представлении русского читателя о классической немецкой литературе XVIII века.

Карл Филипп Мориц

Проза / Классическая проза / Классическая проза XVII-XVIII веков / Европейская старинная литература / Древние книги