Последний оплот моего бессмертия (СИ)

— Иногда мне кажется, милочка, что в этом вашем Бобатоне вас недостаточно муштруют и не прививают вам нужного изящества… Почему вы вообще оказались там, а не в Хогвартсе? Вам самое место в…

— Потому что мой отец работал в Нидерландах, когда мне пришла пора идти в школу, — кротко ответила Джеки, едва сдерживая желание достать палочку и стукнуть собеседницу по носу.

— Очень зря! — заявила та, не замечая, как ее поведение резко идет вразрез с ее же собственным представлением о хороших манерах и изяществе. — Вам самое место в Хогвартсе с этой вашей порывистостью…

— Так кто приходил к тете Хепзибе? — решительно переспросила Джеки, откладывая в сторону ложечку, и родственница надула губы. Слово «тетя» хлестнуло ее как бич. Слово «тетя» — из уст Джеки Мэйфейр…

Джеки почувствовала, как лицо стало горячим. Множественные родственники умершей, слетевшиеся на похороны откуда только можно, были настоящей семьей. В их жилах текла хотя бы капля крови Хельги Хаффлпафф. Они легко могли подтвердить свое родство, если бы понадобилось. И никто не надувал щеки, когда каждый из них то и дело поминал свою семейную связь с усопшей.

Джеки получила свою фамилию от матери — отец разругался с семейством за годы до ее появления на фамильном древе. Женившись, он стал называться Теобальд Мэйфейр. А потом, через несколько лет, когда стало ясно, что у Теобальда и его жены Джанин никогда не будет собственных детей, они удочерили одинокую девочку без имени, без воспоминаний. Никто в сиротском приюте не дал себе труда разузнать, что случилось с ее родителями, откуда она взялась. Ее просто отдали в новую семью, просто подарили новую фамилию и имя — простое, как многие считали, плебейское имя. Не Жаклин, не Вильгельмина какая-нибудь, не Адальберта. Просто Джеки.

Но до самого момента трагической гибели Хепзибы Смит Джеки считала себя частью семьи, хотя родители никогда не скрывали от нее правды.

— О… он здесь часто бывал в последние несколько месяцев. Последние!.. — театрально всхлипнула Бертрана. Когда острый приступ обидчивости прошел, она решила, что желание обсудить пикантную сплетню все же сильнее желания учить Джеки манерам.

— Молодой, обходительный, очень красивый… Все, кто знали бедняжку Хепзибу, говорили, что она прямо голову потеряла. А он, судя по всему, ходил к ней далеко не ради сердечного интереса. Будем смотреть правде в глаза: лучшие годы бедной Хепзибы были давно позади. Помяните мое слово, милочка, мы еще о нем услышим в этой истории!..

Джеки отодвинула чашку.

— Что ж… благодарю за сведения, — суховато сказала она и встала. Что-то тревожное поселилось глубоко в груди. Что-то необъяснимое, словно предчувствие беды.

***

Беда затаилась в каждом уголке этого дома, битком набитого всякой всячиной.

Когда Джеки приехала сюда, ей до последнего казалось, что вот сейчас тетя выплывет из-за угла, протянет унизанные золотом полные ручки, окутает шелковым шелестом и тяжелым сладким ароматом. Но вместо этого она увидела до странности маленькое, бледное, словно восковое личико, утопающее в пене ярко-розовых кружев. Бертрана успела похозяйничать…

Не говоря ни слова, Джеки подошла к гробу и достала палочку. Бертрана подбежала с возмущенным квохтанием, но ярко-алые искры, вспыхнувшие предостерегающе и опасно, остановили ее в нескольких футах. Ядовито-розовый цвет кружев сменился на мягко-палевый, и скрипуче-шелковое платье, надетое на покойницу, приобрело глубокий, умиротворенный оттенок летних сумерек. Последним движением Джеки убрала с воскового лица яркие, неуместные пятна небрежно наложенного макияжа. Теперь лицо Хепзибы стало спокойным и удивительно молодым — при жизни она не выглядела так хорошо.

Джеки коснулась холодных равнодушных пальцев. Что-то тяжелое давило ей на плечи, и она могла только догадываться — видимо, это было какое-то подспудное воспоминание о возможной смерти ее настоящей семьи, надежно упрятанное в глубинах ее памяти, но неизгладимое. Она трудно сглотнула и отошла, все еще сжимая в руке свою палочку, как будто ожидая, что кто-то сейчас бросится на нее из-за угла.

Она чувствовала здесь какое-то странное чужое присутствие, как будто, кроме тихо шепчущих портретов, по дому разгуливали призраки. В первую же ночь Джеки проснулась от ощущения, что кто-то смотрит на нее сквозь щели в балдахине. И с тех пор она стала задергивать шторы с наступлением темноты, как будто боясь, что к ее окну с другой стороны вот-вот прильнет чье-то лицо.

За окнами стремительно темнело, зелено-серые дождевые сумерки наваливались неумолимо, молниеносно. Как будто кто-то наколдовал ночь среди бела дня. Джеки нервно прохаживалась туда и сюда. Ей хотелось поскорее отсюда уехать и в то же время страшно хотелось остаться, как будто это был ее родной дом.

Ей нравились прихотливо изукрашенные птичьи клетки, запущенный английский сад с заросшим прудом, сладкий и убийственный аромат лилий, которыми были засажены целые клумбы, нравился странный серебристо-зеленый свет, проникающий сквозь толстые стекла крыши, и глубокая, настороженная тишина старого дома.