Мастера согласно закивали и поклонились королеве. Попрощавшись, Розальба с Ранкстрайлом покинули тронный зал — оба белые, словно мешки с мукой.
— Капитан, у нас есть армия, — проговорила королева, вновь обретая мужество. — Еще не все потеряно.
— Да, похоже на то, — задумчиво подтвердил Ранкстрайл. — Нам не хватает лишь опытной, пусть и небольшой, кавалерии, чтобы поддержать фланги. Будь у нас еще пятьдесят всадников, мы, может, и одержали бы победу.
— У меня осталось полсундука серебра, капитан. Раздайте его вашим людям. Разделите деньги в соответствии со званиями и тяжестью полученных ран. Что касается вас, переселяйтесь в любой незанятый дом и официально примите на себя командование армией города. Ваши солдаты будут жить в казармах, пустующих после побега регулярной армии, и спать в чистых и удобных кроватях. Я не могу накормить их, но они хотя бы будут спать по-людски. А теперь, господин, раз у нас остается еще немного времени, чтобы поспать перед битвой, я желаю вам спокойной ночи.
Глава десятая
Ранкстрайл раздал серебро своим солдатам. Каждому досталось больше, чем составила бы плата за два года службы, и для наемников это стало незабываемым моментом.
Купить было нечего, и никто из них не знал, доживет ли он до того времени, когда сможет потратить эти деньги. Но все равно солдаты чувствовали себя если не королями, то хотя бы уже не просто пушечным мясом, достойным разве что эшафота.
Перед тем как выделить долю Лизентрайля, Ранкстрайл посчитал все увечья, нанесенные ему палачами, как ранения, полученные в бою, что значительно смягчило отношение капрала к королеве-ведьме.
— Эй, капитан, — весело проговорил он, — жаль, что баб не берут в армию. Наша благороднейшая повелительница была бы отличным старшиной! Тебе-то повезло, ты перескочил через муштру! Я уже рассказывал тебе, как в первый день моей службы старшина заставил меня сидеть полдня в луже с пиявками только потому, что я опоздал на занятия?
— Да, раз шесть, не больше, — ответил Ранкстрайл. — Капрал Лизентрайль, а нет ли у вас чего-нибудь поесть?
— А то, еще полсвязки сушеного инжира. Если я отдам вам половину, о мой капитан, вы освободите меня от караула на крепостной стене сегодня ночью?
— Нет, — Ранкстрайл едва заметно улыбнулся. — Но я буду сидеть рядом с тобой и слушать твою историю о пиявках в седьмой раз: может, я чего и не дослушал.
Капрал отдал ему один инжир и сказал, что остальной ужин ему следует поискать у тех, кого он не назначил в караул этой ночью.
Кто-то из солдат поймал пару крыс.
Ранкстрайл умудрился подстрелить одну из последних птиц в городе, чудом избежавшую смерти в голодные осадные дни.
Пока они готовили вертела, до капитана вдруг донесся ни с чем не сравнимый запах свежего хлеба — один из самых прекрасных ароматов в мире. Вскоре показался Лизентрайль с корзиной небольших плоских лепешек. За ним шли еще несколько солдат со стопками покрывал в руках. Покрывала были чистыми, аккуратно сложенными, сшитыми из многочисленных лоскутков самых непредсказуемых цветов.
— Вы всё это купили, не так ли? — спросил Ранкстрайл, поднимаясь на ноги и всем сердцем надеясь услышать утвердительный ответ. Он не смог бы закрыть глаза на кражу в столь крупном размере.
— Нет, капитан, — ответил капрал, — нам это подарили. В знак благодарности.
Это казалось совершенно невероятным, но все солдаты с покрывалами подтвердили его слова. Группа горожанок специально пришла к ним, чтобы вручить свой дар. Они испекли лепешки из последних оставшихся в Далигаре бесценных горсток муки, а на покрывала каждая из них пожертвовала лоскут собственного платья. Во главе горожанок была невысокая женщина с толстой рыжей косой и в длинной зеленой юбке — по мнению Лизентрайля, она была влюблена в капитана: капрал не раз заставал ее за тем, что она смотрит на них издалека. Он указал Ранкстрайлу на лоскут темно-зеленого бархата, принадлежавший женщине, но и тогда капитан не понял, о ком шла речь.
— Теперь у нас есть что поесть и чем укрыться холодной ночью.
— На дворе лето, — угрюмо возразил Ранкстрайл, разглядывая попавшийся ему среди лоскутов ситца и шерсти треугольник черного бархата с серебряной вышивкой.
Солдаты тоже стали разглядывать лоскутки, набивая рот свежим хлебом и жареным мясом. Они узнали темно-розовый цвет платья одной из матерей, чьи дети были спасены от костра орков. Различили голубой ситец с цветочной вышивкой, принадлежавший симпатичной девушке, что всегда приходила к колодцу за водой. Узнали блеклый черный лоскут лохмотьев нищенки и короткий обрывок кожаного платья Росы.
Это был странный момент.
Они перестали быть пушечным мясом, достойным разве что эшафота, питавшимся гнильем, проводившим дни и ночи под ливнем и градом.
Внутри лепешек были спрятаны небольшие сюрпризы: семечки кунжута или подсолнуха, изюм, орехи, семена пинии, оливки, листья мяты или розмарина, кусочки странного мягкого дерева со сладким запахом — один из солдат, чья мать была кухаркой, назвал это корицей.
— Да откуда они все это взяли после месяца осады?