Последний падишах

Только вы немножко отдохнули и пришли в себя в этих заброшенных местах, как получаете известие: революционная власть Ирана послала на Багамы диверсантов, чтобы вас убить. Кольцо охраны сжимается, и вашим собакам уже не разрешают покидать виллу, отчего бессловесные животные тоскуют, нервничают и скулят.

Дальше — больше: ваш багамский хозяин присылает уведомление: «Вы не имеете права говорить и делать заявления о положении в вашей стране».

Невиданно и неслыханно! Эти слова равносильны приказу отказаться от самих себя. Если вы подчинитесь, можно считать, что существо по имени шах Мохаммад Реза Пехлеви исчезло с поверхности планеты. Что это за отношение к тебе? Ведь ты еще несколько месяцев назад был всесильным монархом в одном из центров Вселенной.

Ты чувствуешь униженность, но ее прикрывают бархатной завесой падишахская выдержка и гордость. Всякий, кто встречается с тобой лицом к лицу, ни на секунду не сомневается, что ты только что спустился на землю с небес. Так пусть каждый говорит, что хочет. Ты не знаешь ни одного человека, который, подобно тебе, являлся бы шахом Ирана.

Для тебя порядок в мире остался без изменений. Личный лакей каждое утро бреет тебя и подает отутюженное платье. Шеф-повар готовит любимую еду и накрывает на стол. Твоя манера поведения осталась прежней. Весомо ступать; смотреть помаргивая; медленно поворачивать голову на стержне шеи — все это не изменилось. Ты и слова произносишь по-прежнему: с особенным выговором и ритмом, не похожими на акцент ни одной из иранских областей. Так говорит само благородство: без восклицаний и проглатывания слов, без объема.

Приезжают дети, и жизнь становится еще интереснее, но и охрана — более многочисленной и дорогостоящей. Теперь вообще вы ни секунды не остаетесь в одиночестве, даже плавая в море: кто знает, не вынырнет ли русалка и не схватит ли тебя в объятия? А может быть, вон те туристы — на самом деле иранские террористы?

Туристы вообще-то на островок так и ломятся. Свергнутый и бездомный падишах и шахиня стали источником дохода для Багамских островов: власти берут деньги за право взглянуть на вас.

А вот еще одна убийственная новость — она приходит после полуночи, когда ты уже лег. Это такой шок, что шахиня долго держит в руках телефонную трубку, забыв положить на место. А потом с размаху грохает ее на аппарат, вложив в это действие все свое раздражение, и начинает рыдать. И говорит сквозь слезы, укоризненно глядя на тебя:

— Не могу выразить, как мне его жалко! Все ему вредили, и даже он сам. А он этого не заслуживал. Несправедливо, что он оказался в тюрьме и что так страшно погиб. Как вспомню его, вся горю… Зачем мы оставили его там, в тюрьме?.. Сколько раз я просила…

Ты встаешь и ищешь спасения на террасе. Перед глазами твоими как бы возникает силуэт премьера с трубкой и орхидеей в петлице: вот он, опираясь на трость, идет по пляжу в сторону моря. Толстенький, на песке едва держит равновесие. Он одет в тот самый официальный костюм, в котором бывал обычно на разных церемониях: пиджак с длинными фалдами, узкие брюки и желтая лента через плечо. В этой одежде он со спины похож на кузнечика из детских сказок. Этот человек тринадцать лет был премьер-министром и ни разу не сказал тебе «нет». Никто не предполагал, что у него так сложится судьба, что он будет приговорен к смертной казни. Уж он-то точно не предполагал: он был оптимистом и все трудности воспринимал легко. Человек принципиальный, он был способен переступить через свои принципы, чтобы осуществить твои чаяния и выполнить твои приказы. Очень характерно, что он не считал себя виноватым в чем-либо, а скорее видел в себе жертву судьбы; он был как домашний попугай, оставленный в открытой клетке, который не улетел из нее и стал добычей подкравшейся кошки…

— Не думал я, что у него так все закончится, иначе бы…

Ты оставляешь фразу незавершенной, и правильно. Ведь твой поступок был жесток по отношению к премьер-министру и тебе никакой выгоды не принес. Шахиня закуривает сигарету и хрипло произносит:

— Говорят, в эти дни хаоса охрана тюрьмы разбежалась, но он сам не ушел из камеры — напротив, передал одному из своих друзей, что просит перевести его в Центральную тюрьму. А также принести ему зубную пасту, смену белья и книги!

…Да, говорят, что, когда его расстреливали, он первый раз в жизни сказал «нет»: «Нет! Так не должно было быть!»

…Ты — как намокшая под дождем птица: нахохлился, ушел в себя… Переживая расстрел каждого из твоих приближенных, ты чувствуешь себя все более беззащитным. Это не шутки. Это — не что иное как переговоры: яростный, обжигающий спор между тобой и новыми правителями страны. Поединок на языке пуль, когда всякая вежливость отброшена. У этих людей нет почетной ленты через плечо; они вешают на плечо винтовку. Этих людей ты по-настоящему не знаешь, они — из не известной тебе породы. Тип подданных, с которыми вообще не хотелось бы встречаться лицом к лицу.