В иные времена Российский флот знавал и других флагманов, которые заслужили любовь и признательность подчиненных. Да и в других флотах, например в британском, лучшую память по себе оставили те адмиралы, которые без ругани и судебных расправ могли сплотить своих подчиненных во имя достижения победы. Не зря в Англии Нельсона чтут более, чем его непреклонного начальника и учителя Джервиса, лорда Сент–Винцента, хотя последний и не буйствовал на шканцах своего флагманского корабля, но зато не задумывался заставить матросов собственноручно повесить «зачинщиков» беспорядков. Впрочем, на все случаи Нельсонов не напасешься…
В то же время очевидно, что Зиновий Петрович каким‑либо особым злодеем не был, хотя имел огромные права и полномочия. В приказе № 155 от 15 ноября он объявил, что ко всем преступным деяниям со времени выхода из отечественных вод будут применяться законы военного времени. Практически одновременно появились приказы о запрещении сообщения между кораблями после захода солнца (18 час. вечера), а потом и по организации для охраны главных сил эскадры сторожевой цепи из крейсеров и рейдовой службы минных и паровых катеров.
Случилось так, что именно 15 ноября, воспользовавшись стоянкой напротив реки Габун (у Либревиля — Французское Конго), командир крейсера «Дмитрий Донской» 54–летний ветеран капитан 1–го ранга И. Н. Лебедев пригласил в гости на свой корабль с госпитального «Орла» сестру милосердия Клемм, двоюродную сестру одного из офицеров «Донского». Обед в кают–компании, естественно, затянулся до полуночи, а потом трое офицеров крейсера вызвались доставить гостью на шлюпке на «Орел». На обратном пути шлюпка была задержана дежурным минным катером «Князя Суворова» и приведена к корме флагманского броненосца. На ней находились мичман Г. Ф. Варзар, лейтенанты В. В. Селитренников и Н. Н. Веселаго, известный тем, что его в 1903 г. в Алжире покусала бешеная собака. Эти офицеры шумно возмущались арестом, тогда адмирал, слышавший их не совсем трезвые речи, вызвал их на ют и «изругал последними словами»[133], а потом объявил, что отошлет их для суда в Россию.
Об этом решении на следующий день было объявлено в приказе по эскадре (№ 158 от 16 ноября) с выговором сигналом капитану 1–го ранга И. Н. Лебедеву. Вслед за этим приказом был объявлен другой (№ 159), где говорилось, что Порт–Артурская эскадра из‑за формального исполнения мер по охране рейда «…проспала свои лучшие три корабля». Между тем крейсер «Дмитрий Донской» явил пример глубочайшего военного разврата: завтра может обнаружиться его последователь». В приказе адмирал поручал провинившийся крейсер надзору младшего флагмана контр–адмирала Энквиста, которого просил принять меры «к скорейшему искоренению начал гнилости в его нравственной организации».
Сестра милосердия также поплатилась за склонность к офицерскому обществу: ее адмирал оставил на три месяца «без берега». Отношение офицеров к нарушителям дисциплины было неоднозначным. Более старшие (командир «Авроры» Е. Р. Егорьев) назвали происшествие «печальным эпизодом» без комментариев. Младшие (на «Донском» и «Орле») устроили отъезжавшим настоящую овацию или теплые проводы.
З. П. Рожественский действительно поторопился: его приказ о запрещении сношений между кораблями не успел дойти до «Донского».
Многие офицеры считали, что время для отработки мероприятий было выбрано неудачно: эскадра пребывала в тяжелых условиях плавания вдали от театра военных действий, где вероятность нападения противника была почти нулевая. Тем не менее Зиновий Петрович своего решения не отменил и, возможно, в этом был прав с точки зрения укрепления воинской дисциплины. Лихому лейтенанту Н. Н. Веселаго, как и его товарищам, так и не суждено было попасть на Дальний Восток — они отправились в Россию, снабженные билетами на пароход в каюты 2–го класса (адмирал не хотел расходовать на разгильдяев лишних казенных денег).
В то же время обер–аудитору штаба титулярному советнику В. Э. Добровольскому (плавал на «Орле») удалось несколько «просветить» командующего по поводу строгого соблюдения законов и того, что законы нe имеют обратной силы. Кроме того, адмирал узнал, что вольнонаемные матросы (кочегары) и мастеровые, а таковые имелись на буксире «Русь» и на «Камчатке», не подлежат судебной ответственности наравне с военными чинами.