Последний пассажир

Мы садимся у окна и смотрим в темноту за стеклом. Море спокойное, и корабль почти не покачивается. Я пью джин с шипучкой, медленно, молча, а Пит потягивает односолодовый виски.

– Ты не хочешь мне рассказать? – спрашивает он.

Нет, пока не хочу. Еще слишком рано. Слишком сложно объяснять.

– Вообще-то нет. Не хочу портить настроение.

– Не беспокойся об этом.

Я осушаю свой бокал, и Пит делает то же самое. Делаю глубокий вдох.

– У моего отца была… проблема, знаешь ли. Это сильно осложняло жизнь маме, Джем и мне в детстве. Папа был хорош в сокрытии информации, но плох практически во всем остальном, включая азартные игры. Я не могу не винить его, хотя бы частично, за то, что случилось с мамой. Психотерапевт наверняка сказал бы, что я виню его во многих вещах.

– Мне очень жаль, – говорит Пит. – Опасная привычка.

– Не пойми меня неправильно, в остальном он был хорошим человеком, никогда нас не бил и даже не кричал… но иногда забирал у мамы деньги на покупки, на оплату коммунальных расходов. Порой даже тратил деньги, отложенные на наши дни рождения. Джемма говорила, что мы живем с сорокой. Отец был нежным и добрым бо́льшую часть времени, но предполагалось, что он должен обеспечивать нашу безопасность, а на самом деле все получалось наоборот.

– Когда вы его потеряли?

Приносят еще напитки. Делаю глоток второй порции джина с шипучкой.

– Двенадцать лет назад. Почти тринадцать. В последние десять лет его жизни все стало вроде бы лучше. Они с мамой перестали так часто ссориться, и мы все думали, что он выздоравливает. Отец больше ничего у нас не брал, и это стало настоящим облегчением. При поддержке куратора он неукоснительно следовал программе «двенадцати шагов». Но потом, спустя годы, его поймали. – Я качаю головой, вспоминая обо всем этом, о позоре. – Наш мир рухнул. Отец получил значительную сумму от благотворительной организации, в которой работал. Столь любимая им благотворительная организация помогала местным ветеранам с жильем, работой, переподготовкой, созданием собственного малого бизнеса. Отец забирал их деньги с помощью фальшивых счетов и поддельной бухгалтерии. Это продолжалось годами. Позже он признался, что думал, что его поймают задолго до того, как все выйдет из-под контроля.

– Я понятия не имел.

Сидящая рядом с нами компания заказывает бутылку эксклюзивного шампанского.

– Хуже всего было то, как соседи и друзья смотрели на нас после выхода новостей. Первая страница «Вечернего вестника Донкастера». «Местный житель обирает наших героев». Мама даже подумывала о переезде. Это дало толчок ее болезни. Извини, я не хотела портить настроение в первый же вечер.

– Ты ничего не испортила.

Пит на мгновение накрывает рукой мою ладонь, и я чувствую себя усталой.

– За день до того, как ему следовало явиться в полицейский участок, папа сказал, что хочет прогуляться, чтобы проветрить голову. – Я смотрю в окно, на темное море. – В тот вечер он покончил с собой.

– Мне так жаль, Каз. Я догадывался, что в твоем прошлом было что-то печальное, но понятия не имел о таком. Обещаю, нога моя не ступит в это казино, пока мы на борту. Даю тебе слово. Я не знал. Я чувствую себя ужасно из-за того, что заварил всю эту кашу.

– Мы больше не говорим об этом. Джем не может этого вынести. Ты здесь не виноват.

Фортепианная музыка. Тихий джаз 1940-х годов. Капли дождя стучат по угловым окнам.

– В детстве ты знала о привычках отца?

Я оглядываюсь на состоятельных пассажиров, беззаботно потягивающих свои «сайдкары «[6] и мартини. Эта тема разговора кажется здесь неподходящей.

– Подозревала. Мама всегда старалась заботиться о нас, но иногда мы сидели по несколько дней без отопления. Электричество отключали, потому что отец проигрывал деньги на скачках или собачьих забегах. Мама, благослови ее Господь, обходилась без еды, чтобы мы могли поужинать. Говорила, что уже поела, в доказательство даже ставила грязную тарелку в раковину. А потом я начала пропускать ужин, притворяясь, что перекусила в городе после школы, чтобы они с Джеммой могли поесть.

– Должно быть, вам приходилось нелегко.

Я пользуюсь случаем, чтобы поднять настроение.

– Немного отличается от твоего детства.

Пит улыбается:

– В Амплфорте [7] было намного хуже.

Я пинаю его.

– Шучу, конечно, – продолжает он. – Но там было по-своему ужасно, в духе Диккенса. Школьные обеды, холодные спальни, церковь перед регби и то, что я неделями не видел родителей. Мы тоже страдали, знаешь ли.

Мы возвращаемся в каюту. После нашего разговора атмосфера изменилась, стала более сдержанной. Питу нужно время, чтобы переварить услышанное. Или, возможно, теперь он понял, почему у меня не было серьезных долгосрочных отношений более двадцати лет, и у него появились сомнения. Я бы не стала его винить.

Раздвигаю шторы и смотрю на черное, вечно подвижное море.

Капли дождя стекают по стеклу.

Пит говорит, что у него разболелась голова, поэтому мы забираемся в удобную, но незнакомую кровать и выключаем свет.