Последний пассажир

Но когда я ухожу с пустого мостика, в голове все еще звучит голос, монотонный шепот, повторяющий, что Пит пропал, и пропал навсегда. Первый человек, которому я смогла доверять с тех пор, как отец предал нас. Единственный, кто когда-либо казался мне родственной душой, хотя я никогда не говорила ему об этом. Этот омерзительный голосок твердит, что сотни людей не исчезают просто так с океанского лайнера в открытом море. Он настаивает, что это всего лишь первая сцена ночного кошмара.

Я бегу на главную палубу и проверяю спасательные шлюпки. Некоторые из них – тендеры для перевозки пассажиров на судно и обратно в небольших портах. Но большинство – самые современные спасательные шлюпки, полностью закрытые, непотопляемые, саморегулирующиеся, способные вместить более ста пассажиров каждая. У них автономные двигатели и аварийные запасы. В худшем случае я заберусь в одну из них и медленно отправлюсь обратно в Англию. По какой-то причине мысль о том, чтобы остаться одной в крохотной лодке, кажется даже более приятной, чем перспектива находиться в одиночестве на этом гигантском лайнере. Почти дюжина палуб, сотни пассажирских кают, и я полностью предоставлена самой себе. Ощущаю себя более уязвимой, чем когда-либо с того дня, когда отец вышел прогуляться, чтобы проветрить голову.

– Где ты, Пит?! – кричу я в сторону моря и вдруг чувствую усталость, слабость в коленях.

Шатаясь, добираюсь до шезлонга и падаю в него. Мне хочется оказаться в доме Пита, расположенном недалеко от Хэтфилд-Мурс, сидеть на его потертом кожаном диване у разожженного камина, засыпанного пеплом, и смотреть, как Пит запускает виниловую пластинку на замысловатом проигрывателе, который так оберегает. Это подарок брата, и Пит не разрешает мне даже ставить напитки рядом с ним. Я бы все отдала, чтобы сейчас с бокалом вина свернуться клубочком рядом с Питом, а его старый кот пусть мурлычет в соседнем кресле. Я словно оторвана от всего мира. Движение этой гигантской стальной конструкции неумолимо. Мы идем вперед, прочь от дома, к Срединно-Атлантическому желобу, самой глубокой части океана, несемся вперед с грохотом, рассекая волны, и, возможно, через пять дней столкнемся со статуей Свободы на скорости тридцать узлов.

Бегу обратно на мостик и замираю, положив руку на основные рычаги управления. Я не остановлю корабль, но смогу замедлить его движение? Позволить спасательному судну догнать меня?

Ничего не трогаю. Зная себя, я могу принять неверное решение.

После очередного отчаянного призыва о помощи по рации заявляю в тишину:

– Я останавливаю корабль. Я серьезно настроена. Если вы хотите помешать мне, то сейчас у вас есть шанс.

Никто не отвечает.

Кладу дрожащую руку на рычаг и осторожно тяну его на себя.

Скорость, отображаемая на экране, остается на уровне двадцати девяти узлов.

Тяну рычаг сильнее.

Двадцать девять узлов.

Перевожу рычаг на отметку в пять узлов.

Скорость «Атлантики» остается на уровне двадцати девяти узлов.

Я с трудом сглатываю и провожу руками вверх-вниз по лицу, протирая глаза и растирая лоб.

Всегда есть рациональное объяснение, оно должно быть. Мама научила меня этому. Она всегда была очарована наукой, особенно физикой, хотя никогда не имела возможности продолжить обучение в школе. Она брала научно-популярные книги в местной библиотеке и любила повторять: «Нужно искать возможные логические причины. Проверяй их одну за другой».

Все ушли, даже Пит. Он оставил меня здесь одну. Корабль не сбавляет скорость. Должно быть, произошла какая-то чрезвычайная ситуация. Эвакуация. Я не специалист в том, как это делается. Может, подошел другой корабль, и все перебрались на него. Я не понимаю, почему Пит оставил меня здесь совсем одну, но этому найдется хорошее объяснение. Мама бы также спросила: «Ты проверила абсолютно все, Кэролайн? Уверена? Мы всегда что-то упускаем».

Я трачу два часа на систематическое изучение каждой палубы. Я больше не соблюдаю правила и инструкции по технике безопасности, перехожу из пассажирских залов отдыха и лифтов в камбуз-кухни и зоны, предназначенные только для экипажа. Я даже нашла каюту капитана, откуда есть прямой доступ на мостик.

– Капитан? – окликаю я. – Извините, но мне нужно войти.

Пустая каюта с собственной безупречно оборудованной мини-кухней и кофемашиной для приготовления эспрессо. Никаких признаков паники или чрезвычайного происшествия. Идеально заправленная кровать и стопка непрочитанных международных газет на кофейном столике.

На стене в рамке висит подробный план корабля. Чертеж. Я вижу машинное отделение в кормовой части и газотурбинную электрическую установку под главной трубой. Продовольственные склады расположены у основания корабля на второй палубе. Первая палуба предназначена для утилизации, опреснения воды, переработки пищевых отходов, столярных работ, прачечной. В задней части находится большой танцевальный зал, а на верхней палубе – место для перевозки собак.