Последний патрон Чехова

— Пускай его научил вынимать другой колдун, но именно этот шарик помогал нам всегда находить друг друга… будь мы даже в иных мирах. Так что береги его, Сьюзи… и я обязательно приду.

Девчонка с трепетом прижала шарик к груди, и он тотчас впитался в её слабенький поток розовой маны.

— Буду ждать… Ваша Светлость.

Наконец найдя силы улыбнуться, жёнушка поклонилась супругу в пол, когда за мной уже захлопывалась дверь. Хоть я и догадывался, что она попытается устроить мне к вечеру, ещё задолго готовясь к такому знаменательному дню, но всё равно решил не испытывать судьбу и не портить мой образ рыцаря поспешной консумацией.

— Для этого у нас ещё много времени…

За порогом же комнаты, страшно ёрзая на стуле, меня уже дожидался Владимирович.

— Ну зачем я вам, мистер?

Заблеял он в нерешительности.

— Прошу, верните домой… обещаю, что ничего не утаю.

Уж не знаю какую жизнь прожил парнишка в трёхсотом, но бледнел он всё сильнее.

— Попервой так всегда…

Я закурил и протянул пачку парнишке, не став, впрочем, вспоминать, как впервые выглядел сам.

— Семьдесят второй умер, Руслан Владимирович. Целый мир, понимаешь?

Почему-то всегда казалось, что каким бы не был мир, мне удалось бы себя понять. Простить и довериться без лишних слов, так что и в этот раз сказал парнишке всё, как на духу, лишь слегка сжав его плечо.

— Я не думаю, что для нас целый мир ничего не значит…

С трудом уняв волнение и спрятав очки, Владимирович трясущейся рукой поднёс сигарету к моему огоньку и всё-таки кивнул.

— Хорошо… тебе будет полезно.

Всё же, ощущать себя героем — это самый сладкий наркотик и лекарство от трусости.

— Как и мне…

Так и не решив, кто из нас нуждался в геройстве для храбрости, а кто для подпитки гордости, я щёлкнул пальцами.

В глаза бросился лишь тусклый сизый свет.

— Где мы?

— В семьдесят втором.

Вокруг была полнейшая тьма, разгоняемая лишь призрачным мерцанием сизой кутерьмы, словно иней облепившей ледяные фигурки домов и замерших людей.

— А почему так темно?

— А сам подумай, парнишь.

Из моих стоп стремительно сочилась мана, в мёртвом мире утекая быстрее, чем хотелось бы, но уж лучше так, чем беспроглядный мрак, а на такой вопрос я мог ответить и без физика в штате.

— Раз мир замер, то как свет попадёт тебе на сетчатку? Он ведь тоже замер… каким бы быстрым не был.

— Логично…

Парниша поправил очки и, казалось, даже перестал дрожать, обдумывая не самую интуитивную идею.

— То та… главное хоть иногда читать что-то кроме твоих заморских комиксов.

Владимирович посмотрел на меня, как на дурачка, но тут же посерел, стоило мне на мгновение присесть и нарочно пропасть у него из виду.

— Всё, что ты видишь, это моя мана, так что не отставай.

И всё же ради гордости тут был я…

— Не хочу оставлять тебя здесь на «консервацию».

Владимирович лишь возмущённо хмыкнул и поправил очки.

— Моё вы «солнышко»…

Вот теперь-то я себя узнал и одобрительно кивнул, в последний момент увернувшись от дорожного столба.

— А что не так с этой машиной?

Я в последний момент остановил его руку от витающего в воздухе полупрозрачного, призрачного скопления фракталов, игравшего лишь рваными цветами на половину поглощённого седана.

— Поверь, парнишь… объяснить сложнее чем кажется. Пока просто прими то, что не стоит играться с фундаментом вселенной. Она такого не любит…

Мир уже начинал исчезать. Его энергия испарялась и ничего не сдерживало время, что смешивалось само с собой, накладываясь в бедном пространстве, словно башенка из домино. Прошлое, будущее… всё одно и сразу всё.

Или точнее всегда…

А скоро и вовсе растворится без следа.

Я дёрнул парнишку за рукав и потянул подальше от чудес за гранью чьего бы то ни было ума.

— Пойдём… если хочешь помочь, то не отвлекайся. Пусть уж лучше эта машина войдёт лишь в список городских легенд, чем сам мир войдёт в легенды, если мы опоздаем.

Спустя пару минут я распахнул дверь любимого стрип-клуба, в чьи прелести любили углубиться по выходным все мои пареньки. Разумеется, кроме Совести.

— И что мы ищем? Ещё и в таком месте?

Уже перестав сжимать мою ладонь, как беззащитный детсадовец, спросил Владимирович и вновь поправил очки, с интересом озираясь во все стороны.

— Точнее уж кого…

Благо объяснять долго не пришлось.

— Знакомься, «Молодой»… это семьдесят первый.

Перед нами стояла сизая, мерцающая голубыми огоньками, статуя, застывшая с гримасой ужаса.

— «Альфонс»…

В груди вновь начинало жечь, а в глазах промелькнула бурая струйка.

— Прикрой уши…

Сказал я «Молодому» и не оборачиваясь, прикоснулся к брату.

— А-а-а-а!

Барабанные перепонки чуть не лопнули от замершего крика, но я тут же обхватил лицо Альфонса руками и прижал его лоб к своему.

— Это я, брат, это я!

— Р… Рой…?

В его глазах читалось недоверие, но вдохнув знакомой сизой дымки, Альф пришёл в себя и кивнул.

— Он был здесь, Рой… Смерть.

— Твои девочки смогли что-то у него узнать?

Глаза парнишки вдруг наполнились тоской и уставились нам под ноги, где лежала девчушка с дырой в груди.

— Она узнала, что его сердце не при нём. Что дуракам его не украсть… ведь оно у всех на виду.