Последний побег

Как потом выяснилось, генерал-майор приезжал в тайгу по поводу последнего побега, случившегося на соседней зоне. И по пути заехал сюда, на особый режим. На побеги зимой осужденные решались редко, очень редко, разве только тогда, когда проигравший в карты вынужден был открыто идти на штурм основного ограждения — забора, и МЗП — малозаметного препятствия, тонкой, накрученной спиральной паутиной по периметру зоны проволоки. И тут он запросто мог попасть в перекрестье двух автоматных прицелов. И остаться лежать на холодном снегу в трех шагах от свободы. И кому нужна эта человеческая кровь? Не приведи Господи… Но бывали удачи — побеги через подкопы или в автомашине. Как в этот последний раз, когда солдат подняли «в ружье», а разбросали в одних сапогах по тайге, выдав лишь по штык-ножу за голенище. Оружие в таких случаях не доверяли, чтобы бежавший осужденный, убив одного солдата, не смог перестрелять остальных. Такая вот арифметика. И стоял в ту ночь сорокаградусный мороз. И бегал Гараев — в сапожках по боевом посту, танцуя в снегу и тумане. Но все равно длинные иглы мороза протыкали ступни насквозь. «А по тундре, по железной дороге…» — услышал он красивый и страстный голос Перевалова, с оперных арий перешедшего на лагерную классику. Вот уж кому бы не вылезать из посудомойки — худому стройному мальчику из интеллигентской семьи, с детства двумя руками собиравшего призы на разных вокальных конкурсах.

Но этот веселый Лоретти, утратив высокий голос, не растерял способностей, став ротным запевалой. Теперь его горло не боялось мороза. Взвод ходил по кругу — ходил и пел, ходил и пел… И сам он ничего не боялся, когда другие ссали прямо в строю. Он быстро начал передвигаться от вышки к печке — посту часового контрольно-пропускного пункта. Однажды, проверяя выходящий из производственной зоны лесовоз, поднял крышку цистерны и увидел пистолет, направленный на него в упор. Он спокойно и молча кивнул головой, опустил крышку, сделал знак своему помощнику, стоявшему с автоматом внизу, и через неделю поехал домой. Ему тогда завидовали все, кроме Гараева, который в краткосрочный отпуск никогда не рвался. Перевалов бросил свой пост в ночном морозном лесу и прибежал к Гараеву с флаконом одеколона. Это он научил Григория, как надо жить. Григорий тогда сразу согрелся и понял, на что нужно расходовать деньги. А того осужденного поймали воины из соседней роты.

На следующий после генеральского приезда день Гараев был назначен в караул на охрану лесоповальной бригады, которую составляли осужденные строгого режима — особых в лес не вывозили. Это Уланов взял его с собой. Туда хотели все, потому что большую часть времени лесной караул занимался подготовкой к обеду и самим обедом. Солдаты — чаще старослужащие — уже с вечера таскали вещмешки, доставая мясо, картошку и даже зеленый лук. И потом, сидя в балке у печки, окруженные снегом и соснами, они рассказывали друг другу о гражданской жизни, хохотали и матерились — и не делали строгие глаза, повышая голос до истеричного. И Гараев дивился, глядя на них из угла.

Уже и после обеда прошел час, когда Уланов вспомнил о том, что они находятся в карауле. Он о таких вещах часто забывал.

— Сходи на круг, — хлопнул он Григория по плечу.

Гараев выскочил из балка на хрустящий снег — он был еще ярок, но где-то в самых его далеких уголках уже залегли синие лоскутки. Солнце зимой появлялось редко и всегда торопилось. Григорий пристегнул к валенкам ремни креплений, закинул автомат за спину и выкатил на лыжню. Он шел медленно и легко, будто оберегая каждую минуту этого счастья. Где-то далеко слева, в низине, работали электропилы, рассекая лес высоким смертоносным звуком. А вон там, справа, помнится, летом свистели косы…