Последний побег

В канцелярии роты сидели новый командир, назначенный на эту должность два месяца назад, старший лейтенант Федоров, его помощник по политической части — старший лейтенант Рудный, командир взвода лейтенант Добрынин, прапорщик Белоглазов и капитан Покрышкин, начальник штаба батальона, бывавший в роте не чаще одного раза в месяц. Удивительно, но этот раз пришелся на сегодняшний день.

— Ты отказываешься выполнять приказ ответственного по роте офицера? — спросил, медленно и надменно поднимая узкую голову, Федоров.

Два его черных зрачка насмешливо наблюдали за солдатом сквозь раскосые прорези глаз.

«Помесь какая-то, — подумал Гараев о происхождении офицера, стоя перед командирами навытяжку, — два месяца как ротный, а ходит будто генерал…»

— Я мою полы каждый день, — ответил он, — хотя уже далеко не молодой солдат…

— Ты будешь мыть их до смерти, понял? — развернулся к нему от окна Добрынин, — Или сгниешь в посудомойке…

Гараев заметил: улыбка Белоглазова стала откровенней, поза свободней — да, он, бывший сержант, принят в офицерский круг.

— Объясни, почему ты отказываешься мыть полы? — тихо произнес Рудный. — Ты же знаешь — это обязанность каждого солдата.

— Да, каждого, но почему-то одни моют, а другие продают мясо с кухни, держат солдат голодными и пьют водку. Я не хочу служить в этой роте!

— Это кто — продает мясо и пьет водку? — казалось, искренне удивился начальник штаба, вальяжный субъект, который более всего в жизни любил баб, бани и охоту со снайперской винтовкой. Рассказывали…

— Я думаю, об этом лучше знает прапорщик Белоглазов.

— Что? — возмущенно заозирался тот. — Чего он несет, этот недоносок?

— О чем тут разговаривать, — перебил его начальник штаба. — Вызываем двух автоматчиков — и в штаб части, за отказ выполнять приказ командира.

— Отправляйте, — сказал Гараев и сжал губы на побледневшем лице.

— Он еще не знает, что дисбат — это ад по сравнению с нашей ротой, — злобно добавил Федоров.

— С нашей бесценной, золотой ротой! — вставил прапорщик, продолжая глуповато озираться.

Григорий почему-то вспомнил, что у Белоглазова всего семь классов образования. «Откуда тебе знать значение этого фразеологизма», — усмехнулся он про себя. При этом чувствовал, как в голове появляется напряжение, которое натягивается, будто стальной трос, готовый вот-вот разорваться на две половины. Гараев не смотрел на старшего лейтенанта Рудного, но боковым зрением отметил, что замполит разглядывает свои богатырские руки, лежащие на столе, будто давая понять, что ничем помочь ему уже не сможет.

— Иди вон, — закончил разговор капитан Покрышкин, однофамилец известного аса Второй мировой войны.

Со стороны коридора послышались знакомые шаги. И прапорщик Белоглазов снова остановился напротив него, заложив большой палец за офицерский ремень.

— Ты стукач, дятел, — показал он свои мелкие зубы, — но я сделаю так, что весь батальон будет знать об этом. Иди в каптерку.

Гараев медленно прошел мимо прапорщика, по уже пустому коридору и вышел на высокое крыльцо казармы: ноябрьское утро начинало сиять синим первородным снегом. Через угол плаца, в сторону гаража, в пристройке которого находилась каптерка, шел командир роты — всегда щеголеватый, даже в мороз — в тонкой шинели. Григорий двинулся за ним.

В помещении было холодно, а Григорий стоял в одной гимнастерке. «Неужели бить будет? — подумал он, глядя на смуглое лицо офицера. — Да нет, не похоже…»

— Собирай свои вещи, — приказал командир роты, — проверь, чтобы все было на месте — парадка, шинель, ботинки, что еще там…

Гараев быстро нашел свою парадную форму, висевшую на плечиках в пустом ряду отсутствующих воинов. Затолкал все в вещмешок — с ботинками и фуражкой.

— Через час капитан Покрышкин будет возвращаться в штаб батальона, поедешь с ним.

Лейтенант пристально и чуть насмешливо наблюдал за реакцией солдата на свои слова. И действительно — это могло быть что угодно, вплоть до дисциплинарного батальона и вероятной смерти там.

— Не бойся, — пожалел его лейтенант, — тебя переводят в другую роту — благодари Рудного, своего покровителя.

Гараев тут же перестал зябнуть — кровь хлынула по венам, будто вино. Значит, вся жизнь впереди.

— В наших войсках не принято переводить из роты в роту — это невероятное исключение, — добавил командир.

Гараев поставил вещмешок на стол и снова развязал его, достал из кармана парадного кителя значок «Отличник боевой и политической подготовки», прикрутил его к форме на груди, где на белом застиранном хэбэ виднелась пустовавшая дырочка.

— Правильно, — улыбнулся старший лейтенант, — ты же заслужил его! А почему не носил?

— А сколько в роте человек, у кого есть такой? «Старики» бы сняли его через полчаса.

— Ты слишком грамотен для солдата, — без улыбки произнес лейтенант, разворачиваясь к нему со спокойным лицом человека, великая карьера которого неизбежна.