Последний подарок

Бамп… бамп…

– Эй!

Соседняя палатка не пустовала!

– Вы что тут устроили?!

На них набросилась какая-то женщина – кричала, обзывала фашистами. Парни тоже стали на нее орать: «Вали, цыпочка, досматривай сны!». Своими воплями они разбудили других хиппи. Те начали вылезать из палаток. Значит, лагерь был не совсем пуст, только наполовину. Бранясь и сквернословя, эти двое стали отступать к своему байку.

Булли услышал, как взревел мотор и мотоцикл покатил прочь. Когда тарахтенье стихло, он на коленях подполз к выходу, чуть-чуть расстегнул молнию на палатке и выглянул в щель. Хиппи все еще смотрели на север – туда, где скрылся мотоцикл. Двое чесали головы, приговаривая: «Ну ваще-е!» Через некоторое время они принялись поднимать упавшие палатки, будто играли в какую-то дурацкую игру.

Булли застегнул молнию и, расслабившись, огляделся.

Он впервые находился в палатке. На его взгляд, это было так себе жилье: стенки тонкие, колышутся при малейшем прикосновении. Спать в ней – все равно что ночевать на улице.

Булли заметил спальный мешок, но воды не было – только свернутый баннер и какой-то хлам в пластиковом пакете. Правда, он все равно в нем порылся. Попить бы, конечно, не мешало, но сейчас ему больше всего хотелось в туалет. Булли дождался, когда все красти и хиппи снова улягутся спать, затем чуть-чуть расстегнул палатку…

И впервые за долгое время хихикнул.

Глава 9

03 дня 12 часов 34 минуты

– Да – миру, нет – войне! Да – миру, нет – войне! Да – миру, нет – войне! Да – миру, нет – войне! Да – миру, нет – войне! Да – миру, нет – войне!..

Булли проснулся в панике, разбуженный криками и свистом. Попытался сообразить, где он находится. Буквально в нескольких сантиметрах над своим лицом увидел зеленоватый потолок палатки, от которого исходило тепло. Бог весть, сколько он проспал. Надеялся, что Биг-Бен своим звоном разбудит его в пять или в шесть утра, но так крепко заснул, что не слышал боя часов… И вдруг он забыл и про Биг-Бен, и про то, что проспал – потому что нос его, даром что был забит, уловил резкий вонючий запах прогорклого шоколада…

– Джек! Господи Иисусе!

Джек воротила морду, виновато глядя в пол палатки. Ей требовалось справить нужду, и она сделала это как можно дальше от Булли… Но в двухместной палатке все было близко.

Булли попытался дышать через рот, но чуть не подавился рвотным позывом. Прислушался к гвалту за стенками палатки. Взять и вылезти из нее просто так он не мог, – мало ли что там происходит. Поэтому он вывалил мусор из стоявшего в углу пластикового пакета и впервые в жизни подобрал это.

Затем он завязал пакет, выбросил его и проверил ошейник Джек. Жвачка еще не совсем застыла, и он снова затер ее салом и грязью. А после сел и стал думать, как быть дальше. Судя по яркости дневного света и тому, под каким утлом лучи солнца падали на палатку, уже давно было не раннее утро, когда принято вставать и приниматься за дела. Пожалуй, часов одиннадцать-двенадцать. Машин отсюда он не слышал: только голоса, уйму голосов. Они кричали, гудели, будто на площади огромное количество людей собрались на пикник. В пригороде, где он раньше жил, летом тоже устраивали пикники на газонах между домами – ели гамбургеры, пили, смеялись и…

Вдруг послышался бой барабанов, а ор усилился. Булли заткнул уши.

– Да – миру, нет – войне! Да – миру, нет – войне! Да – миру, нет – войне!

Когда барабаны смолкли, он чуть-чуть расстегнул палатку и одним глазом приник к щели.

Все красти и хиппи вернулись. И привели с собой друзей. Из лагерной стоянки площадь превратилась в многолюдный палаточный дом отдыха. Сотни, может, тысячи человек кричали, пели и веселились – даже те, у кого лица были недовольные и сердитые. Красти и хиппи его не смущали, а вот полицейские… Они взяли площадь в кольцо, блокируя все выходы.

Булли выругался, задумался, а потом достал перочинный нож и взглянул на компас. Стоя на коленях, он начал поворачиваться, пока лицо его не обратилось на север. Затем он коротким лезвием сделал прорезь в стенке палатки. Он находился на самом краю городка и видел, что полицейские расставили на выходах специальные ограждения, а сами стоят вплотную друг к другу, так что между ними мышь не проскочит. От их ярких жилетов отражался солнечный свет. Во всяком случае, Булли так думал, пока не заметил, что этот свет уж больно белый, и резкий, и прерывистый. Он снова посмотрел на полицейских: те фотографировали всех, кто покидал площадь. Незачем кому-то знать, что он здесь был. Не нужна ему публичность.