Последний подарок Потемкина

Селение Нерубайск, основанное задунайскими запорожцами, подавшимися на Туретчину после разгона Сечи, находилось по соседству с Хаджибеем. Нерубайск и назван-то был так по договору с турками о ненападении. Дескать, не рубимся между собой. Население Нерубайска было довольно пестрое: казаки, украинцы, беглые русские крестьяне, татары, греки, цыгане и, конечно же, евреи… Жизнь в городе бурлила, ибо в окрестностях Нерубайска заканчивался Чумацкий шлях – дорога, по которой с Куяльницкого лимана возили соль в Хаджибейский порт. Рыболовный промысел плюс контрабанда, плюс шпионаж, благодаря которому россияне были хорошо осведомлены обо всем, что происходило в крепости. В общем, дел у населения хватало.

Поутру охрана привела Сеньку в шатер Светлейшего. – Нерубайск хорошо знаешь?

– Бував…

– Значитца так, казак. Дело для тебя есть. Добудешь нам разведку – прощу. Господа генералы посвятят тебя в детали. Удачи тебе, учитель фехтування…

Ветреным майским утром в дом властелина Хаджибея – двухбунчужного паши Ахмет-бея янычары притащили истерзанного казака. Не по годам разжиревший паша Ахмет, брат трехбунчужного Гассан-паши, бывшего коменданта Очакова, важно восседал в окружении приближенных: ближайшего советника – бин-паши, трех агов и пяти байрактаров. Следствие было коротким:

– Перебежчик. Нерубайский есаул его опознал, – лаконично доложил суть дела бин-паша, – бумажки какие-то на базаре евреям передал.

– Наверняка, шпион, – сказал первый ага.

– Глаза зеленые, как у шайтана, – сказал второй ага.

– На кол? – вопросительно взглянул на Ахмет-пашу глава трибунала, третий, наипочетнейший ага.

Ахмет-паша ловким ударом убил жирную муху на жирной щеке, улыбнулся победе и, не утруждая себя лишними словами, утвердительно кивнул…

Свежий черноморский ветер обласкал лицо Сеньки на пути назад, в подземный каземат Хаджибея. Вдохнул его казак как амброзию, как аромат жизни перед встречей со зловонием зиндана и рванулся из последних сил в надежде спрыгнуть с зубчатых стен. О такой «сладкой смерти» оставалось теперь только мечтать. Боже, какая же это благодать – умереть, разбившись о мокрые, милосердные скалы. Господи, помоги!.. Но не тут-то было… Жилистые, мускулистые янычары, со скуластыми славянскими лицами – видать, мамки были русские – сбили Сеньку в полете прыжка…

Очнулся он на каменном полу каземата. Руки его были согнуты в локтях и прикручены к коленям ремнями. И на манер огромной лягушки, сидел Сенька, раскорячившись на корточках. Суконные синие широкие шаровары его были приспущены.

В тусклом свете факела он скорее почувствовал, чем увидел внимательный взгляд заплывших глазок с красными веками. Старший палач Ахмет-ага, тезка паши, давно уже изучал «гяура». Ахмет, что значит «достойный похвалы» по-турецки, занимался своим нелегким делом уже сорок лет. Для палача срок немалый, особенно в Турции. Видал многое за свою жизнь. Но всегда с интересом созерцал поведение в последние минуты обреченных на смерть, поражаясь многообразию людской породы. На малом огне в медном тазике плавилось баранье сало.

Подручные хотели было совсем сорвать с ясыря шаровары, но ага жестом остановил их. Он не хотел попусту позорить этого казака. Поднял рубаху, внимательно оглядел его мужское достоинство. Подивился – даже в эту жуткую минуту, всего там было много и внушительно. Лицо его озарила необычно мягкая для человека его ремесла улыбка.

– Хороший елдак, – сказал он ласково, – жалко пропадет, девки плакать будут. И погладил Сеньку по голове ласково, как отец. – Женка есть? Детки есть? А эта што? – потрогал он маленькую зеленую ладанку из сафьяна на кожаном шнурке.

– Талисман, – неохотно отозвался Сенька, – от мамки.

– Мамка откуда была? Курдянка? Курды делают такое.

Сенька пожал плечами.

– Не знаю, померла рано…

– Ну, я возьму себе, тебе он там не нужен будет, так? – дружелюбно спросил Ахмет-ага.

И, не дождавшись ответа, бережно, словно старясь не причинить лишнего неудобства, снял ладанку с Сенькиной шеи. Раскрыл аккуратно. И в восхищении воскликнул:

– О, да тут зимурут!

Темный сочно-зеленый небольшой изумруд был центром затейливого орнамента, вышитого бусинками речного жемчуга внутри ладанки.

– Ой, как красива! Благословен Аллах, что дал нам этот магический камень. Из всех других драгоценных камней только зимурут питает взор без пресыщения. Он дарует нам мудрость и укрепляет сердце! – сказал он, любуясь на игру огня на гранях камня.

Подручные бросали завистливые взоры на доставшееся старому Ахмету сокровище, но не смели промолвить ни слова.

– Укрепи же свое сердце, неверный!

И с этими словами он щедро зачерпнул огромной рукой теплого сала и залепил им отверстие, менее всего приспособленное для того ужасного испытания, которое было предназначено злополучному казаку. Остатки же жира размазал по острию кола…