Последний поезд на Ки-Уэст

Борясь с приступом гнева, желанием не отдавать деньги и припрятать их куда-нибудь, я кладу мелочь в протянутую ладонь мужа.

Он быстро смотрит на монеты и опускает их себе в карман.

— Я спать, — объявляет он, и после девяти лет брака я точно знаю, что должна пойти следом.

Остаток вечера проходит в молчании, недавняя стычка отходит на задний план.

Я морщусь, снимая одежду, и надеваю через голову поношенную хлопчатобумажную сорочку — каждое движение отдается болью в запястье.

Когда моя голова касается подушки, я начинаю бояться, что сейчас Том перевернется лицом ко мне и нависнет надо мной всем телом, вдавливая в кровать. На этом сроке беременности наша супружеская жизнь значительно сократилась, но я по-прежнему опасаюсь, и потому лежу неподвижно, дышу ровно, притворяясь, что сплю.

Мой муж не признает слова «нет».

Текут минуты — слышится скрип кровати, шорох простыней, и наконец раздается долгожданный храп.

Я разглядываю потолок, ребенок шевелится в животе, боль в запястье не отпускает. В ночи тихо, вдалеке плещется вода, в мангровых зарослях шуршит местная живность. Поморщившись, я поднимаюсь с кровати и, прижав здоровую руку к пояснице, чтобы уменьшить давление на таз, подхожу к переднему окну. Я смотрю на небо, на луну, на звезды и представляю, как бы мне жилось далеко-далеко отсюда.

Рай.

Сквозь деревья я замечаю огонек — похоже на сигарету.

Человека, который там курит, в такой темноте разглядеть невозможно, но я знаю, что это Джон, и размышляю, видит ли он меня в лунном свете, знает ли, что я стою тут и наблюдаю за ним.

Я стою у окна гораздо дольше, чем следует, гораздо дольше, чем подсказывает здравый смысл, и вспоминаю, как схватила жердину, размахнулась со всей силы и врезала ей по голове Генри, а он рухнул на землю. Потом я возвращаюсь на свое место возле Тома и закрываю глаза.

Во сне я снова оказываюсь возле кафе, но на этот раз на земле лежит Том, кровь сочится из его головы, глаза остекленели, а я стою над ним с жердиной в руке и упиваюсь чувством мести.

Глава 9

Мирта.

Воскресенье, 1 сентября 1935 года

На следующее утро, когда я спускаюсь к завтраку, Энтони сидит за огромным обеденным столом, перед ним чашка кофе, рядом с тарелкой лежит свернутая газета. Кто-то срезал цветы, собрав букет в кремовых оттенках, под цвет фарфора и скатерти, и поставил их в вазу в центре стола.

Энтони поднимает глаза от газеты и улыбается.

— Доброе утро.

— Доброе утро, — отвечаю я.

Где он спал этой ночью, после того как ушел от меня?

Когда я подхожу к столу, он встает и отодвигает мне стул. Я сажусь, а Энтони наклоняется — запах его одеколона бьет мне в ноздри — и целует меня в щеку.

— Прекрасно выглядишь, — шепчет он, его губы едва касаются моего уха.

Кровь приливает к щекам.

— Спасибо.

Я сажусь и жду, пока он придвинет стул — интимность момента вновь смущает меня. Он, вероятно, на десяток лет старше, а впереди у нас сколько еще — лет сорок? Когда-нибудь вместе с нами за столом будут сидеть дети…

Я действительно уже не Мирта Перес, а кто-то совершенно другой.

— Как тебе спалось? — интересуется Энтони, когда кто-то из прислуги появляется из кухни и ставит перед нами завтрак: оладьи, яйца и бекон.

— Хорошо, — вру я, не осмеливаясь признаться в том, как непомерно долго я размышляла над нашими отношениями. — А тебе?

— Хорошо настолько, насколько могло быть в таких обстоятельствах, — усмехается он. — Хочешь взглянуть? — он указывает на сложенную рядом с тарелкой газету.

На Кубе я узнавала обо всех новостях и политических вопросах из застольных разговоров отца, и в основном это были лишь страхи и пересуды о неопределенности нашего положения. Есть смысл больше узнать о стране, в которой мне предстоит жизнь.

Я проглядываю заголовки, а муж пристально смотрит на меня. В газете только и речь, что о насилии и убийствах. Судя по всему, из-за какого-то типа по имени Фрэнк Морган Нью-Йорк захлестнула волна преступности, и я невольно задумываюсь над тем, как часто имя моего супруга мелькает на страницах газет в материалах подобного рода.

Я кладу газету.

— А я могу к этому привыкнуть, — говорит Энтони. — Начинать день с того, что ты сидишь напротив меня.

В столовую заходит Гас, и это избавляет меня от необходимости сформулировать подобающий ответ.

— Прошу прощения за беспокойство, — говорит он. — Я подумал, что вам нужно знать: шторм усиливается.

— Что-то серьезное? — спрашивает его Энтони.

— Пока не могу сказать наверняка. Люди заколачивают окна. Конечно, он может вообще пройти мимо. Сейчас кажется, что он ударит ближе к Кубе.

— Значит, мы вовремя убрались из Гаваны, — Энтони поворачивается ко мне: — Хочешь позвонить родным?

К горлу подкатывает ком.

— Да, хотелось бы.

Шторма отнюдь не редкое явление на Кубе, и родители примут необходимые меры, но я в своей жизни повидала достаточно ураганов и боюсь их.

— Мы здесь в безопасности? — спрашивает Энтони у Гаса. — В газете Ки-Уэста говорилось, что до него несколько сотен километров.