— Возможно, будет ветер и дождь. Море будет неспокойным. На лодке выходить нельзя. Надеюсь, что в самом худшем случае нас ожидают день-два плохой погоды. Я буду следить за барометром на случай, если давление станет падать, и слушать радио. С людьми поговорю. Рыбаки всю жизнь на воде. Им я доверяю больше, чем метеорологам. Но если станет худо, тогда мы заколотим окна.
На Кубе приготовлениями к шторму занимается прислуга, но я помню, как отец переживал из-за возможного ущерба для урожая сахарного тростника, который часто страдает от непогоды и политических распрей.
Гас выходит, и мы снова остаемся наедине.
— Какие у тебя планы на сегодня? — спрашивает Энтони.
— Никаких.
— Можешь снова прогуляться по пляжу. Нужно ловить момент, пока погода хорошая.
Судя по формулировке, нам предстоит провести день порознь, и хотя в этой идее нет ничего неожиданного — отец проводил время вдали от матери, посвящая часы делам или общению, — быть замужем за незнакомцем и спать с ним в одной кровати — едва ли увлекательная перспектива.
— Может быть, мы могли бы провести немного времени вместе, — предлагаю я. — Узнать друг друга чуть лучше.
— Ты действительно хочешь узнать меня лучше?
— Мы женаты. Нам предстоит прожить жизнь вместе. Так что да, естественно.
Даже если вся эта ситуация совершенно неестественная.
— И что ты хочешь узнать? — спрашивает Энтони.
— Как ты представляешь нашу совместную жизнь? Как мы будем проводить время, когда приедем в Нью-Йорк?
— Честно говоря, я об этом не думал. Тебя это сильно волнует?
— Нет, просто я никак не могу понять, что меня ждет. Я всегда представляла себя женой, но то было на Кубе. В окружении семьи и друзей. Я думала, что выйду замуж за одного из мальчиков, с которыми росла, и мы поселимся неподалеку от моих родителей.
— Ты не хотела уезжать.
— Я согласилась выйти за тебя, — ровным голосом говорю я, не желая разматывать огромный клубок обуревающих меня эмоций. Хотела ли я уехать из дома или нет — не самый простой вопрос. Учитывая крах, постигший репутацию моей семьи, перспективы у меня были не из радужных, и я выбрала наилучший вариант, пусть даже совсем не так представляла себе свое будущее.
— Я прекрасно проводил время в Гаване, — замечает Энтони, — но бизнес у меня в Нью-Йорке, и, если отсутствовать слишком долго, мои враги оживятся и попытаются прибрать его к рукам. Я и так задержался дольше, чем следует.
При слове «враги» у меня пробегает холодок по спине.
— И много их?
— Врагов?
— Да.
— Судя по всему, немало. Путь к богатству всегда усыпан трупами.
У него вырывается смешок, а я чувствую, как бледнею.
— Я тебя огорчил, моя маленькая законопослушная девочка? — Он оценивающе прищуривается. — Полагаю, ты прочитала кое-что в газете. Мир, в котором живу я, не особенно отличается от мира политиков. Люди хотят власти, потому что думают, что она сделает их неприкасаемыми. И они готовы пойти на все, лишь бы эту власть у них не отняли.
— А твоя власть делает тебя неприкасаемым?
— Неприкасаемых не бывает. Верить в обратное — полная глупость. Власти всегда мало, в этом вся штука. Ее всегда хочется больше.
— Если так, тогда этот мир не особенно отличается от светского круга, — размышляю я, пытаясь разрядить обстановку и вспоминая негласную иерархию в Гаване и власть, которой мы обладали, шелестя юбками и щелкая веерами. Лучше уж это, чем воспоминания о трупах вдоль дороги, кружащих над ними насекомых, и запахах смерти и разложения, неизменно сопутствующих этой власти.
— Полагаю, нет. Я наблюдал за тобой в Гаване. Видел, как люди поворачивали головы, когда ты проходила мимо. Даже после семейного скандала вы остались силой, с которой надо считаться. В Нью-Йорке у тебя все будет отлично.
— Не уверена.
— Будет-будет. Но даже если ты там придешься не ко двору, плевать. Тебя все равно будут уважать.
— Потому что я твоя жена?
— Да.
— Мне бы твою уверенность, — сухо замечаю я.
— Это результат упорной борьбы, уверяю тебя. — Он наклоняется, точно хочет что-то сказать по секрету. — В юности я был довольно слабым. Я знаю, что такое бессилие и нищета, помню об этом и не хочу испытать это снова.
— А теперь все боятся тебя.
— Не все.
— Но многие.
Он не считает нужным возражать.
— И все же это как-то утомительно, — говорю я.
— Что ты имеешь в виду?
— Иметь столько врагов довольно затратно. Тебя не утомляют эти расходы? Ты не боишься, что один из них достанет тебя?
Мой отец считал себя неприкасаемым, полагал, что дружба с Мачадо надежно защищает его. Он не замечал поднимающуюся волну, возвещающую приход Батисты, не догадывался, какое будущее нам уготовано. Если я что-то уяснила за последние два года, так это то, что жизнь может перемениться в одно мгновение, даже если этого никак нельзя было предугадать.
— Не самая подходящая тема для разговоров во время медового месяца. Хочешь, прогуляемся? — предлагает Энтони. — Мне нужно будет заняться делами, но до этого еще есть немного времени.
— Я не знала, что у тебя есть дела здесь.
— Тут пролегает важный грузовой маршрут.
Что за грузы он перевозит?