— А я уж было подумала, что я одна на этом краю света, — вместо приветствия говорю я.
— Это не совсем край света, — отзывается она, подходя ближе. — Хотя людей здесь и впрямь не так много.
Она говорит с акцентом, и вкупе с шикарным нарядом это наводит на мысль, что она не местная. Отделанное каймой платье, которое больше подходит для прогулок по Пятой авеню, роскошный бриллиант на безымянном пальце и изящные розовые туфли — я быстро понимаю, кто она такая. Она пахнет деньгами, и мгновение я упиваюсь этим запахом и вспоминаю, каков он на языке — устрицы и экзотические фрукты, чей сладковато-пряный вкус ласкает нёбо, шампанское и аромат парижских духов. Мне хочется дотронуться до ткани ее платья, просто чтобы ощутить что-то иное, отличное от дешевого, поношенного материала, которого касается моя кожа.
— Вы ведь не отсюда, да? — спрашиваю я.
— Нет, у меня здесь медовый месяц.
— Мои поздравления.
В ответ — ни улыбки молодой жены, опьяненной любовью, ни самодовольного выражения женщины, отхватившей завидный брачный трофей. Она вообще никак не реагирует, поэтому я сама заполняю паузу:
— Я Элизабет.
После позора, постигшего нашу семью, мои прежние подруги в буквальном смысле рванули в закат — лишь бы не замарать свою репутацию. И разве их можно осуждать? Доброе имя для девушки — это все, так мне, по крайней мере, говорили.
Она улыбается, и в ее улыбке тоже сквозит одиночество.
— Мирта. Приятно познакомиться.
— Интересное у вас место для медового месяца, Мирта.
— Мы поженились в Гаване и следуем в Нью-Йорк. Мы здесь на несколько дней — муж решил, что тут стоит остановиться.
— Мир тесен. Я приехала из Нью-Йорка. А как зовут вашего мужа?
Если он холостяк с приличным состоянием — или холостяк с неприлично большим состоянием и не столь приличной репутацией — значит, в свое время моя матушка взяла его на контроль.
— Энтони Кордеро, — говорит она.
Ее ответ повергает меня в шок.
Более неуместного персонажа даже вообразить невозможно: ассоциации, возникающие при упоминании этого имени, тянут в грязь большого города, в места, о которых девушкам вроде меня полагается знать только из газет. Хотя Энтони Кордеро и ему подобным вряд ли есть доступ в те круги, в которых когда-то вращалась мама, его имя на слуху у большинства жителей Нью-Йорка. Не говоря уже о том, что для меня тот мир — больная тема.
— Вы шутите?
Она поднимает подбородок, ее карие глаза светятся вызовом.
— Нет. Я знаю, что говорят люди. У нас на Кубе тоже ходят слухи.
— И вас это не смущает?
— Я еще не поняла.
Ну и ну, не просто обычная, скучная барышня из высшего общества.
— И что он за человек? — Я иду на поводу у любопытства.
У нее розовеют щеки.
Совсем не скучная.
— Настолько хорош? — подначиваю я.
Румянец становится гуще.
— Значит, настолько, — усмехаюсь я. — Я видела его фотографии в газетах. Довольно эффектный.
— А как вы сюда попали? Айламорада — это очень далеко от Нью-Йорка. — Она ловко меняет тему, чувствуется светская закалка.
Она пытается уклониться от моих откровенно грубых замечаний. Я улыбаюсь. Она мне нравится.
— Вы приехали сюда со спутником? — Она ищет взглядом кольцо на моем безымянном пальце. — С супругом?
— Нет, сама по себе.
— Вы приехали сюда совсем одна? — У нее отвисает челюсть.
— А что тут такого?
На ее лице отображается что-то похожее на зависть.
Я улыбаюсь. Я знаю эту девушку. Когда-то я была такой же: избалованной, защищенной и зажатой правилами и ожиданиями высшего общества. Разумеется, я взбунтовалась, но ощущаемое в ней напряжение узнаю безошибочно.
— Должно быть, здорово быть свободной, — говорит она.
— Это верно.
— И немного страшно.
— Тоже верно, — соглашаюсь я, сама не понимая, почему с ней откровенничаю. — Я помолвлена с одним человеком.
— Мои поздравления.
— Возможно, это поспешно. Браком по любви это вряд ли можно назвать.
— И потому вы здесь одна? — спрашивает она. — Чтобы сбежать?
— Может быть.
— Тогда удачи. — Она смотрит себе через плечо, а потом снова поворачивается ко мне: — Мне надо возвращаться в дом. Это выше по дороге. Большой белый дом с черными ставнями. Если будет скучно, заходите в гости.
— Не хочу надоедать во время медового месяца. Зачем зря беспокоить?
И к тому же я очень сомневаюсь в том, что Энтони Кордеро обрадуется, увидев меня в своем доме.
— Пока мы здесь, муж занимается делами, — говорит Мирта. — Не думаю, что он будет много времени проводить дома, а мне хочется компанию. И вам, возможно, наскучит быть одной.
Это рискованно, но мне действительно нужна настоящая подруга.
— Ладно, тогда договорились.
Мирта уходит — ветер раздувает ее темные волосы и играет подолом платья.
Я снова остаюсь одна.
Я вглядываюсь в даль, в глубину моря — оттуда, из-за горизонта, надвигается шторм. Я захожу в воду, поднимаю юбку выше, чем обычно, открывая икры и колени. Волна разбивается прямо передо мной и обдает лицо солеными брызгами.
Несмотря на ранний час, солнце припекает, согревая кожу, но из-за воды, омывающей мои ноги, и ветерка, треплющего волосы, духота совсем не чувствуется — более того, мне хочется сбросить одежду и войти в море.
Я оглядываюсь.