Последний поезд на Лондон

Швартовые концы сбросили на берег и закрепили вокруг причальных тумб, спустили трап: тропинка для детей в страну, которой отныне предстояло стать для них новым домом. Труус взяла за руку первого ребенка – это был Алан Коэн, карточка с номером 1 висела у него на шее – и не торопясь повела его по трапу. Остальные, притихнув от страха, последовали за ними. Маленькие, как Алан, прижимали к себе кто куклу, кто плюшевую игрушку – каждому позволили взять с собой только одну. Конечно, они напуганы. Не по себе было и Труус. Теперь, когда дело сделано, пройден большой путь, она стала для этих детей воплощением разлуки с родителями. «Господь мой, отчего Ты покинул их?» Хотя, вообще-то, эти дети как раз не покинутые, ведь их, как и Христа, ждет новая жизнь.

Наконец Труус ступила на самую нижнюю ступеньку трапа, а оттуда – на землю Англии, и малыш Алан Коэн, которого она крепко держала за руку, вместе с ней.

– Я не знала, Хелен, что вы тоже будете здесь! Какая это радость для меня и какое облегчение!

Женщины обнялись, но Труус по-прежнему не выпускала руки Алана Коэна.

– Я не могла отказать себе в удовольствии приехать, зная, что вы тоже будете здесь, – отозвалась Хелен Бентвич.

– А я еще десять минут назад не верила, что все-таки окажусь здесь! – воскликнула Труус, и обе женщины засмеялись. – Миссис Бентвич, позвольте представить вам Алана Коэна, – продолжила Труус, отсмеявшись, и переложила ладошку Алана в руку Хелен Бентвич.

Та приняла ее и ласково пожала.

– Алан, das ist Frau Bentwich, – сказала Труус мальчику.

Алан смотрел на Хелен настороженно. Что ж, ничего удивительного.

– Алан из Зальцбурга, – добавила Труус.

После аншлюса семье мальчика пришлось перебраться в Вену, в Леопольдштадт, где немцы собирались держать австрийских евреев до тех пор, пока не решат, что с ними делать дальше, но его дом был в Зальцбурге, и Труус хотела подчеркнуть это особо. Она хотела, чтобы Хелен поняла: эти дети, несмотря на номерки на груди, личности, в том числе номер 1.

– Ему пять лет, и у него есть два младших брата. Его папа – банкир.

Точнее, был банкиром в Зальцбурге, пока ему не запретили заниматься его делом. Впрочем, Хелен Бентвич незачем было это объяснять: она сама была из семьи банкиров, к тому же евреев, и хорошо знала обо всем, что творилось сейчас с евреями в Германии, где их лишали права абсолютно на все.

– Willkommen in England, Alan, – произнесла Хелен Бентвич.

Труус едва не заплакала, услышав из уст Хелен имя мальчика и приветствие на родном для него языке.

Когда Труус повернулась, чтобы взять за руку следующего ребенка в очереди – это был Гарри Гебер, семи лет, – Хелен погладила по голове плюшевого зверя, которого крепко прижимал к себе Алан Коэн. Сказать, что это за персонаж, было невозможно – игрушка была старая, потрепанная, явно очень любимая.

– Und wer ist das? – спросила Хелен у мальчика. Кто это?

Алан просиял:

– Herr Bӓr. Er ist ein Bӓr!

– Ну конечно это же медведь! – улыбнулась Хелен. – Что ж, мистер Коэн и мистер Медведь, миссис Бейтс сейчас поможет вам сесть в автобус. – И она указала на два двухэтажных автобуса, которые ждали неподалеку. – К вам скоро присоединятся другие дети, но поскольку вы первые, то поначалу вам, боюсь, будет немного одиноко…

Труус тоже взглянула в сторону автобусов. Дети уже проделали огромный путь, и все же ей показалось, что автобусы и их разделяет пропасть. Она снова обратилась к мальчику по-немецки:

– Алан, может быть, вы с герром Медведем подождете, пока я представлю Гарри и Руфь миссис Бентвич, а потом миссис Бейтс отведет в автобус вас троих. Тогда тебе и герру Медведю не придется ждать в автобусе в одиночку. Хорошо?

Малыш серьезно кивнул.

Хелен и Труус обменялись понимающими взглядами.

– Миссис Бентвич, – продолжала Труус, слегка стискивая ладошку Гарри, – позвольте представить вам Гарри Гебера. – (Рука мальчика легла в ладонь Хелен.) – А это старшая сестренка Гарри, Руфь. Они из Иннсбрука, их папа – торговец мануфактурой. – (Это он на вокзале в Вене призывал благословения на головы своих драгоценных детей.) – Руфь любит рисовать, – добавила она.

Еще в дороге девочка рассказывала Труус об угольных карандашах, которые лежали у нее в чемодане. Это было все, что у нее осталось в жизни: смена одежды и коробка карандашей. Но зато у Руфи был Гарри, а у Гарри – Руфь. Не каждый ребенок на пароме мог похвастаться сестрой или братом.

Два автобуса были уже заполнены, и Труус мысленно попрощалась с первыми ста детьми. Старших отправляли в Лоустофт, а младших – в Доверкорт. И тут к ней шагнул Штефан Нойман с легким чемоданчиком в руке – без комка влажных подгузников и носовых платков, лишь со сменой одежды, мокрым блокнотом и испорченной книгой внутри.

– Миссис Бентвич, – обратилась Труус к Хелен, – позвольте представить вам Штефана Ноймана. Карл Фюксель заболел корью перед самым отъездом. Мы решили, что лучше заменить его здоровым ребенком, чем везти вам целый корабль заразы.

– Очень благодарна вам, Труус! – ответила Хелен.