Последний поход

Миновав небольшую площадь, похожую на старую чугунную сковороду, где на поверхности крохотными точечками теста застыли раздавленные пластмассовые тарелочки, Егоров начал подниматься по извивающейся узкой дороге.

Слева все расширялось и расширялось море. Справа на Виктора наползали склоны, поросшие жухлым кустарником и тоненькими деревцами.

Затем пошел резкий спуск. Шаги становились размашистее, и, не выдержав, он побежал.

Практически сразу Виктор оказался у кафе. Строение казалось невесомым над бьющимися о берег волнами. Собственно говоря, это была открытая площадка на втором этаже, защищенная навесом от непогоды и солнца. С нее хорошо было видно, как мерно накатывают волны на склизкие темно-зеленые камни.

Парившее на стыке суши и воды кафе очень нравилось Виктору. Каждый вечер он приходил сюда с девушкой. Отсюда хорошо было видно все окрест: зеленые склоны гор, часть приземистого города, змейками ползущие пляжи, необъятная морская поверхность.

По широким ступенькам Егоров взлетел наверх и разом охватил взглядом все столики, которые к этому времени, как обычно, были заняты праздными курортниками. Губы его сжались, а сердце вновь застучало быстро, толчками: ее не было.

Виктор растерянно закурил и еще раз окинул взглядом белые круглые столики. Безрезультатно. Лишь Светка, стоящая поодаль возле одного из них.

Официантка, увидев хорошего знакомого, улыбнулась и махнула рукой, мол, погоди немножечко. Егоров кивнул, облокачиваясь на перила.

Она придет, настойчиво говорил себе парень, обязательно придет. Она знает, где меня искать. Она вернется. Надо только немного подождать. Ведь ты ждал ее те два года на войне и этот год, после, ты тоже ждал. Надо немного потерпеть. Спокойно, не дергаясь. Ведь ты умеешь это делать. Ты научился ждать, и поэтому тебя не вынесли оттуда ногами вперед, думал Виктор, но пальцы, держащие сигарету, предательски вздрагивали.

Море выгрызло край солнца. Тоненькая дорожка, бегущая от него к Егорову, тускнела. Виктор повернул голову налево и принялся рассматривать берег.

Город томно растянулся вдоль залива, который окружали горы, покрытые частой зеленью. Они были покатыми, мягкими и совсем не походили на те места, которые Виктор изучил до каждого камушка на всех окрестных тропах.

"Здесь воевать преступление, - подумал он. - Тут следует только любить".

Вдалеке виднелись кораблики. Одни из них, темные, стояли на месте. Другие - гораздо светлее - куда-то спешили.

В обе стороны от кафе тянулись пустые пляжи, на них, словно белые родинки, - обрывки газет. А под площадкой все так же терлись волны о мокрые камни, на чьих сухих макушках застыли чайки.

Большие черные колонки расплескивали музыку. Смеялись радостные и загорелые люди. Звенели стаканы, и мужчины склонялись к женщинам, невольно вдыхая аромат духов, становящийся все острее. Бутылки теснились на столах, и маленькие блюдца полнились окурками. Все, кто находился здесь, от души упивались жизнью, собеседниками, наступающим вечером, теплом угасающего солнца и в наслаждении предвкушали ночь.

"Они правы, - с тоской и отчаянием думал Егоров, стараясь не замечать голые шоколадные коленки женщин, потому что у его девушки были очень красивые и стройные ноги. - Каждый человек должен надеяться на лучшее. Только не всегда выходит так, как мы загадываем. А вернее, никогда так не получается. Мы постоянно придумывает себе тот мир, в который нам никогда нет дороги. Почему люди все время обманывают себя? Может, оттого, что каждый в подсознании постоянно мечтает о счастье, надеясь, что когда-нибудь оно коснется и его?"

По вечерам, когда белая бледная луна обливала матовым светом полк и злобно затаившиеся, притихшие духовские кишлачки вокруг, Виктор садился на шершавый цементный приступок модуля-общежития и закуривал.

По небу мчались темные, рваные облака. В их просветах то исчезали, то появлялись яркие выпуклые звезды. Егоров начинал думать о своей будущей жизни, веря, что окажется она сродни этому свежему, пьянящему ветру, рвущемуся сейчас с гор в долину.

Лейтенант отчетливо представлял свой дом, который он, конечно же, будет иметь, свою семью и обязательно, непременно - ребенка: девочку. Егоров видел малышку в руках, и спазм счастья перехватывал ему горло.

Девочка машет пухлыми ручками и смеется, а Виктор прикасается к ее нежной кожице щекой и плачет, абсолютно не стесняясь этого, потому что жены в комнате нет, а малышка еще ничего не понимает. Она не понимает, что когда-то ее отцу приходилось очень тяжело, что он был одинок и занимался таким делом, о котором стыдно говорить вслух, что он, ее отец, в сущности, был неплохим парнем, но обстоятельства сложились так, что ему пришлось очень сильно измениться.

А теперь он пытается нащупать дорогу к себе прежнему, потому что за все эти годы страшно устал от казарм, офицерских общаг, вечного скитания, липкого запаха смерти, неизменной гречневой каши с тушенкой и потому, что ему всегда не хватало искреннего женского участия и тепла.