Последний поход

- Отдам, - заверил Андрей. - Конечно, отдам, но только половину.

- Это арбуз майора! - разозлился лейтенант.

- Который мертв, - жестко заметил артиллерист. - Арбуз твой!

Под вечер в морге, где за тяжелой белой дверью лежал навсегда успокоившийся земляк, Виктор купил у молодого, но почти совсем лысого старшины-сверхсрочника спирт. Потом в тиши палаты они разводили его глюкозой из ампул, которые выпросили у дежурной медсестры.

После каждой стопки артиллерист, едва переведя дыхание, говорил, что нет закуси лучше арбуза.

- Не могу, - сопротивлялся Виктор и отводил настойчивую руку с большим серповидным ломтем в сторону. - Это не мой арбуз, а майора.

- Дурак! - раздражался артиллерист. - Его нет. Ребята оставили арбузий тебе.

- Нет, - возражал Егоров. - Они растерялись, а положили на землю потому, что идти с ним в морг - глупо.

- Наверни кусман, - уговаривал Андрей. - Смотри какой вкусный, сочный.

Артиллерист широко распахивал рот и ухватывал нежную мякоть крупными желтыми крепкими зубами. Сок тек по подбородку, и Андрей постоянно хватался за край застиранной госпитальной куртки, обтирая ею лицо. Виктор отворачивался, ненавидя артиллериста. Еще он с ужасом думал о встрече с женой майора и о том, что он сможет написать ей сейчас.

- Представляешь, - нервно говорил Егоров, постоянно покусывая нижнюю губу. - Только вчера я от него мух отгонял, в реанимации. Майор лежит под капельницей и рукой двинуть не может. А мухи, сволочи, все на лицо к нему, все на лицо. Тогда я девочек-медсестер, которые за ним через стекло смотрят, попросил, и они меня к Алексей Борисычу внутрь пустили. Он худой такой, как скелет, и глаза закрыты. А мухи все на лицо к нему, все на лицо. Он губами шевелит, а они не боятся - в самый рот лезут, бляди. Я рядом с Борисычем сел и сук этих отгонять стал.

Вдруг он глаза открывает.

- Ты, Вить? - говорит.

- Да, я, - отвечаю.

- Уходи, - шепчет. - Заболеешь и тоже, как я, с трубкой в груди лежать будешь.

А я сказал, что не заболею, потому что зараза к заразе не пристает. Он подумал, что у меня тоже гепатит, и успокоился. Я ему не стал говорить про брюшняк. Это для него все равно не опасно было. Я ведь у девчонок наперед спросил, и они ответили, что брюшной тиф по воздуху не передается.

Потом Борисыч глаза закрыл, а я ему сказал, что письмо от мамы получил, где она пишет, как они с женой Борисыча по магазинам ходили и как его сильно любит жена и что ждет она его не дождется, и только и делает, что о Борисыче вспоминает.

Я ему о детях говорил, ведь они в маминой школе учатся. Мол, самые лучшие они: сын совсем взрослый, серьезный, а девочка - прилежная и старательная. Они - отличники, и их на всех школьных линейках постоянно другим в пример ставят. И жене Борисыча они все время помогают: в магазины ходят, дома убираются. Сын его не курит и с пацанами по подворотням не шляется.

Я, вот, все это говорил и думал, что он меня совсем не слышит, а Борисыч вдруг про сына переспрашивать стал. И я подтвердил, что он самый лучший в школе.

Да я врал ему все, Андрюха, врал! Не было никакого письма. А сын его придурок и раздолбай: дома неделями не ночует, выпивает со старшими пацанами и уже давно на учете в детской комнате милиции стоит. Только Борисыч ни о чем этом не знает. А теперь... теперь... он вообще ничего не узнает.

Представляешь, мужики покупали арбуз и определенно думали, как он обрадуется. Они выбирали самый спелый и, конечно, не торговались. Потому что стыдно выгадывать деньги на человеке, который болеет.

Мужики хотели сделать ему приятное и не подозревали, что в это самое время майор умирает. Как же так - был человек, и нет его?

- Каждому свой путь, - отвечал Андрей, становясь необычайно серьезным. - Никто не знает, где и когда он даст дуба. Кто-то загибается молодым, а кто-то старым и в постели. Каждому своя смерть, и это не от нас зависит.

- А от кого?

Артиллерист резко вонзил указательный палец в потолок, и Егоров вздрогнул.

- Но там же никого нет!

- Есть, - уверенно сказал старший лейтенант. - Сначала, попав сюда, я как и ты думал. Но теперь, после полутора лет... Есть! Кто-то там обязательно есть! Не знаю, кто это и что, но взаправду есть. Поэтому люди так по-разному и умирают, потому и не знаешь срока своей смерти. Это хорошо, что не знаешь. А вдруг она рядом стоит?

Глаза артиллериста потемнели, и Егоров прямо-таки кожей ощутил медленный, леденящий танец небытия вокруг себя. В тот момент ему показалось, что костлявая рука и в самом деле где-то рядом и вот-вот схватит его за сердце.

Лейтенант порывисто обернулся, но в тусклом свете кроме двух рядов солдатских коек, выкрашенных в белый цвет, и деревянных тумбочек между ними ничего не увидел.

- Я в Афгане достаточно, - продолжил Андрей, - и понял, что если не веришь, то погибнешь. Непременно убьют. Чтобы выжить - надо верить. Обязательно! Все равно во что, но верить надо. Иначе - хана, - и артиллерист ударил себя ребром прозрачной ладони по горлу.

- Ты... ты... веришь?