– Сэр? – сказал он тоном, подразумевавшим, что на моряков всегда можно положиться.
– Сыграйте отбой! Походная вахта!
В тот же миг тонкий звук горна понесся от корабля к кораблю.
Дымка быстро рассеивалась. Капитан Белл записал в своем дневнике: «Этот день в Южной Атлантике быш воистину превосходным. Теплое солнце, на небе ни облачка, легкий ветерок, спокойное море и кристально чистый воздух».
Вахтенным офицером был лейтенант-коммандер Смит. Белл сказал:
– Я иду вниз умыться и побриться. Будьте начеку. – Он направился в сторону кормы, но по пути остановился и добавил: – И следите за действиями коммодора.
Смит усмехнулся и кивнул. Он всегда был начеку – хороший компетентный офицер.
А на мостике флагманского корабля Харвуд продолжал смотреть на восток, словно стремился неким колдовством вызвать врага из морской пучины. Вудхаус, собравшийся пойти вниз, остановился рядом с ним и проговорил:
– Перефразируя Шекспира, можно сказать: идут декабрьские иды.
– Да, Цезарь, – ответствовал Харвуд, – но не ушли.
На «Ахиллесе» Кобурн с упреком взглянул на Парри и сказал:
– Шесть десять, сэр.
Парри посмотрел на часы, потянулся, снял фуражку, потер глаза, смачно зевнул и пробормотал:
– Я буду в своей каюте.
Все три капитана не могли не проявлять беспокойство. Парри положил свой бинокль на штурманский стол и сказал, по твердому мнению Кобурна, без всякой нужды:
– Будьте повнимательнее.
– Конечно, сэр, – ответил Кобурн.
Прежде чем покинуть мостик, Парри добавил:
– И не спускайте глаз с флагманского корабля.
Между прочим, Харвуд все еще находился на мостике, хотя все ему вслух и мысленно желали убраться в свою каюту. Дранки Левин был вахтенным офицером и умирал от желания поболтать с наблюдателем Керни, который топтался неподалеку. Дежурным офицером был торпедист Пеннефазер. Старшим вахты левого борта был способный и остроглазый Свонстон. Когда Харвуд, погруженный в свои мысли, начинал мерить шагами мостик, его взгляд иногда останавливался на ком-то из них. Каждый, кому повезло ощутить на себе тяжелый взгляд коммодора, начинал немедленно припоминать все свои грехи. В какой-то момент этим несчастным оказался юный посыльный, которого Харвуд, скорее всего, никогда раньше и не замечал.
– Где ваш ремень? – требовательно вопросил коммодор и последовал дальше.
Сделав несколько шагов, он обернулся к застывшему на месте мальчишке, который только начал приходить в себя, и добавил:
– Кстати, постригитесь.
Харвуд обошел нактоуз, остановился рядом с Левиным и придирчиво осмотрел инструмент. Затем он сделал еще один круг по мостику, миновал покрытый картами стол и уселся на стул с таким видом, словно собирался оставаться на нем всю оставшуюся жизнь. Медли все время держался на заднем плане, но в конце концов решился сунуть голову в пасть льва и спросил:
– Принести вам бумаги на подпись после завтрака сюда, сэр?
Ему удалось остаться безнаказанным. Лев только рыкнул, и Медли исчез внизу. К всеобщему облегчению, Харвуд издал еще один рык:
– Торпс![19]
– Сэр? – последовал немедленный ответ.
Харвуд уже уходил с мостика и бросил через плечо:
– Дайте мне знать, если что-то заметите, – а проходя мимо впередсмотрящих, добавил: – И глядите тут в оба!
– Конечно, сэр, – ответил Свонстон и затем тоном «младшего пророка» сообщил другим впередсмотрящим: – Вы все слышали!
Торпс облегченно вздохнул и прошел в переднюю часть мостика. Левин и Керни немедленно приступили к беседе. Все было как обычно. Создавалось впечатление, что моряков ожидает обычный, ничем не отличающийся от прочих день.
Свонстон все же ощущал беспокойство. Очевидно, тревога Харвуда передалась и «младшему пророку». Он прошелся взад-вперед, извлек из чехла большую подзорную трубу и установил на подставку, снова сделал несколько шагов туда-сюда, потом подошел к Левину, обсуждавшему с Керни детали торпедной атаки, и доложил чрезвычайно значительным тоном, который должен был означать, что он, Свонстон, является единственным человеком на корабле, который держит глаза открытыми:
– Впередсмотрящие на местах, сэр.
– Очень хорошо, – безразлично сказал Левин и продолжил обсуждение интересующих его технических вопросов.
Недовольный тем, что никто не отметил его повышенного внимания, Свонстон взял бинокль и принялся осматривать горизонт. Но добродетель не всегда вознаграждается немедленно. Горизонт был пустынным, а видимость – превосходной. Он медленно двигал бинокль, сканируя горизонт сначала с севера на юг, потом в обратном направлении. Все было чисто. Свонстон опустил бинокль, задумчиво почесал подбородок и снова поднес бинокль к глазам. На этот раз он решил проверить северо-западное направление. И не поверил своим глазам. Над горизонтом поднимался дымок.