Расставшись с «Альтмарком» 29 ноября, «Граф Шпее» пошел на север. Рандеву происходило далеко на юге, в удалении от судоходных путей, поэтому в течение нескольких дней на пути немецкого рейдера не встретилось ни одного судна. У Дава и его товарищей по несчастью было время устроиться. Все радовались переменам к лучшему – после «Альтмарка» условия на «Графе Шпее» казались идеальными. Судя по всему, капитан Даль с «Альтмарка» был мелким тираном, причем не только по отношению к пленным, но и по отношению к своим же собственным офицерам и команде. Никто не мог сказать о нем ни одного доброго слова. И отношение к людям на «Графе Шпее» было несравненно лучше. Да, все они были пленными, находились вместе и в весьма стесненных условиях. А каких еще условий можно ожидать на военном корабле? Но зато к ним относились по-человечески. Каждый день являлся офицер, выслушивал жалобы и принимал меры, если это представлялось возможным. Еда была качественной, ее хватало, и, что было очень важно для англичан, они могли пить чай, сколько желали. Чайник кипел постоянно. Отверстия от винтов в двери так и не закрыли, и приходилось только удивляться, как много давали эти маленькие глазки, позволяющие увидеть солнце, синее море и болтающий и загорающий орудийный расчет, людям, находившимся в стальной тюрьме.
Сигнал тревоги впервые прозвучал во второй половине дня 2 декабря – сразу после обеда. Как обычно, по корабельному радио транслировали граммофонные записи – в основном немецкие танцевальные мелодии, кипел чайник. Пленные спали, играли в карты, вели записи в своих дневниках или читали. Некоторые фанатики физической формы занимались физическими упражнениями. Сигнал тревоги заставил всех вскочить и ринуться к глазкам в двери. Капитан Дав и старший помощник с «Хантсмена» успели первыми, и, поскольку оба были мужчинами солидной комплекции, сдвинуть их с места было невозможно.
Они видели, как орудийный расчет занял свои места, и очень скоро другое 5,9-дюймовое орудие произвело одиночный выстрел, без сомнения, предупреждение преследуемому торговому судну. Моряки, уже прошедшие через все это, напряженно прислушивались. Они ожидали, что теперь услышат, как двигатели снижают обороты, и прозвучит приказ абордажной партии занять свои места и спустить катер. Но в этот раз события развивались по другому сценарию, и в сердцах людей зародились искорки надежды. Заговорили чужие орудия, «Граф Шпее» изменил курс и произвел несколько ответных выстрелов. Сразу возникло множество самых невероятных теорий насчет того, что происходит на воле. Самые отчаянные оптимисты высказали предположение, что «Граф Шпее» встретил эсминец, но более опытные люди знали, что орудия, которые они слышали в отдалении, стреляли снарядами весом не более трех-четырех фунтов. Преследование продолжалось, волнение и радость, надежда и отчаяние, огорчение и злость сменяли друг друга в среде пленных. Одна только мысль о том, что кто-то из их товарищей оказывает упорное сопротивление, сводила с ума. Люди метались по каюте, чертыхались, потрясали кулаками, выкрикивали угрозу, и даже самые сдержанные призывали на голову врагов ужасные проклятия. Как раз в это время Дав, не отходивший от своего поста у дверного глазка, доложил, что орудийный расчет, за которым он наблюдал, явно забавляется и вообще ведет себя чрезвычайно нахально.
В конце концов, перед закатом стрельба прекратилась. Скорость снизилась до средней, а потом корабль и вовсе остановился.
– Они потопили его, – с ужасом промолвил кто-то, и поднялся ужасный шум. Это была смесь стонов отчаяния и криков злости. Прозвучали приказы, которых давно ждали.
Миновало еще полчаса. Страсти накалились до предела, когда старпом «Хантсмена», так же как и Дав не отходивший от двери, предупредил:
– Внимание, идет старина Зунк.
Под этим именем всем пленным был известен корабельный полицейский. Он был в общем неплохой человек. К тому же являлся их главной связью с окружающим миром, и обычно его можно было втянуть в разговор. Его любимой темой был триумфальный круиз «Графа Шпее»: суда, которые он уже потопил и потопит в будущем. Он появился в дверях, сияя довольной улыбкой. Поскольку он не слишком твердо знал форму прошедшего времени своего любимого глагола, то и получил прозвище Зунк.[20]
Не обращая внимания на встретившие его сердитые взгляды, он громко сообщил:– Бой закончен.
Главстаршина Лемке был человеком толстокожим и не отреагировал на враждебные возгласы:
– Бой? Какой бой?
– Мы… это… зунк… – последовал ответ, который автоматически был встречен хором голосов:
– Зунк! Занк! Зонк! Неужели ты никогда не научишься?
Но только на этот раз немца не удалось лишить его законного триумфа. Он отмахнулся от своих мучителей и со значением объявил:
– «Дорик Стар» капут.