Последний поход Морица фон Вернера

— Я пойду закажу, — сказал он и ушел к хозяину. Вскоре вернулся неся кувшин и отдельно — кружку. Кувшин он передал Курту, который разлил вино стрелкам, а кружку с ароматным напитком поставил перед девушкой.

— Это мевельское, специально для вас, баронесса, — пояснил Ганс, добродушно улыбаясь. — Лучшее, что есть в здешнем погребе.

— Благодарю, — Алина рассеянно взяла кружку и, чокнувшись с каждым, пригубила. — Действительно неплохой напиток, — она несколько натянуто улыбнулась следившему за ней Гансу. — Вы разбираетесь в вине, — баронесса сделала еще один глоток и отставила кружку.

— Курт, Фриц, вы уже закончили? — фон Вернер посмотрел на товарищей. — Допивайте и топайте на конюшню, седлайте лошадей. Чем быстрее мы выедем, тем лучше.

Сборы продлились недолго и, помогая баронессе забраться в седло, Мориц заметил, что она болезненно морщится. Он спросил, что случилось, но Алина отмахнулась.

— Ничего, — капризным голосом сказала она. — На мгновение голова заболела и закружилась. Уже прошло, не обращай внимания.

— Это от того, что мы не выспались, — заметил фон Вернер. — Самого ноги не держат.

Он вскочил на своего жеребца, поехал рядом с Алиной. На лице девушки по-прежнему была недовольная гримаска, и Мориц попытался развлечь ее, пересказывая забавные басни "О лесных зверях" мессира Гонзо. Но девушка слушала рассеянно, потом сказала, что хочет проветриться. Тут же, пришпорив лошадь, баронесса оставила спутников позади и помчалась по тракту, обгоняя катившиеся впереди крестьянские телеги.

— Куда это она? — растерянно спросил Виктор.

Не ответив, Мориц дал серому шпоры и пустился догонять девушку. Когда он поравнялся с ней, Алина неожиданно выпустила поводья и беспомощно завалилась на бок. Ее руки заболтались у самой земли, и в любой момент баронесса рисковала слететь с седла. Растерявшись, фон Вернер закричал, потом сообразил поймать поводья чужой лошади. Наконец, он остановил коней и спрыгнул на землю.

Подхватив на руки закатившую глаза Алину, молодой человек отнес ее на обочину. Из уголка рта девушки тянулась струйка слюны. Судя по всему, она потеряла сознание. Пытаясь привести баронессу в чувство, Мориц тряс ее за плечи, звал по имени. Осторожно пошлепал по щекам утратившим румянец. Попытался влить в рот воду из фляги.

Тем временем подъехали остальные наемники. Курт и Виктор спешились, подошли помочь. Заглянув в глаза Алины, старик поднял мохнатые брови и как-то странно посмотрел на пикинера. Тот недоумевающе пожал плечами. Разрезав шнурки дублета, Курт приложил ухо к груди девушки. Потом оглянулся на товарищей:

— Зеркальце у кого-нить есть?

— У меня, — отозвался Фриц. — А што такое?

Курт требовательно протянул руку.

— Давай сюды, — сказал он. — Быстро.

Получив от парня маленькое зеркало в дешевой бронзовой оправе, старик вернулся к девушке. Решительно отстранив фон Вернера, опустился на колени и поднес зеркальце ко рту Алины.

— Ты, что делаешь? — глухо спросил Мориц. — Зачем?

Вместо ответа стрелок показал ему незамутненную дыханием поверхность зеркала.

— Не дышит, померла, — сказал он. — Наверное, сердце опосля ночной жути лопнуло.

Часть третья: Рыцарь

Вызвав своим появлением приступ бешенства у псов, бегавших по двору хутора, рыцарь проорал:

— Эй, Боров, открывай! Это я — фон Цоберг!

— Сейчас, вашмилсть, — отозвался из-за забора хозяин, — только собак на цепь посажу. Рыжий, Блохастый, Волк, — заорал он на псов, — а ну, цыть! Заткнули пасти, кому сказал!

Похожий на конную статую рыцарь в сером плаще и блестящем от дождя шлеме терпеливо ждал. Могучий вороной конь под ним, такой же великан, как и всадник, фыркая, рыл копытом землю.

— Доброе утречко, — отодвигая створку ворот, поздоровался Боров — грузный мужик, с заплывшими жиром лицом и шеей. — Я вас к вечеру ожидал. Видать, дорога лехкая была?

Ничего не ответив, рыцарь въехал во двор. При виде гостя псы снова зашлись в бешеном лае, загремели цепями. Из оскаленных, красно-черных пастей летели клочья пены, но несмотря на выказываемую ярость, собаки даже не попытались приблизиться к всаднику. Наоборот, при каждом движении, взгляде фон Цоберга животные пятились назад, а в рычании слышались истерические нотки. Не выдержав шума, Боров подскочил к пустобрехам и осыпал их ударами дубинки, которую всегда носил с собой. Бил сильно, не целясь, куда придется, пока собаки не убрались к забору, где сбившись в кучу, залегли.

— Прошу прощения, вашмилсть, — утирая со лба пот, отдуваясь, Боров подошел к гостю. — Никак собачки к вам не привыкнут. Стока лет знают, а все кидаются.

Бросив поводья мальчишке-батраку, фон Цоберг с неожиданной для такого здоровяка легкостью соскочил на землю, приказал:

— Коня — накормить, напоить и почистить, — потом повернулся к хозяину:

— Как там мои приятели поживают?

— Все хорошо, вашмилсть, — Боров привычно поклонился. — Еще не по-просыпались: дрыхнут на сеновале. Я кормил, поил, как приказывали. Очень им моя самогонка по душе пришлась.