Последний полет «Ангела»

Сейчас же они забрели в настоящий лабиринт довольно грязных, запущенных улиц. Казалось, здесь поселилась не бедность, нет, а та полуголодная безразличность к жизни, которая предшествует нищете и так свойственна кварталам, в которых живут шумные иммигранты и тихие старики, семьи, потерпевшие жизненное крушение, мелкие служащие третьестепенных учреждений и контор. Здесь, кажется, все на виду — белье на веревках от дома к дому, скудно меблированные комнаты с низко посаженными над щербатыми тротуарами окнами, печали и горести, будто выставляемые напоказ. Вечера в такие кварталы приходят как-то суетливо, поспешно.

Пока они стояли и прикидывали, куда направиться дальше, стали зажигаться огни маленького кафе и бара на углу улицы. В тени серых стен появились стайки подростков, парней с подружками, под чахлыми платанами заняли свои позиции одинокие девицы.

Девицы явно скучали, а подростки стояли молча, лениво, очень равнодушно поглядывая по сторонам. Короткие кожаные курточки уже вышли из моды, эстрадные идолы еще не продиктовали новый стиль, и молодые люди были одеты разномастно, вызывающе небрежно.

Туристы под их немигающими взглядами чувствовали себя не очень уютно. Девушки — каждая рядом со своим парнем — поглядывали на Алексея и его товарищей с чуть большим интересом. Они были почему-то очень похожи, словно птенцы из одного гнезда: длинные волосы небрежно падали на плечи, блузки застегнуты лишь на нижние пуговички, брезентовые потрепанные сумки через плечо, широкие юбки почти до земли…

Захотелось побыстрее выбраться из паутины тесных улиц на широкие бульвары, где свет и воздух. Он заметил, что и его товарищам тоже не по себе: Гера, державшаяся все время рядом, чуть слышно произнесла: «Какой странный вечер…» Она была за границей впервые, и все ей казалось странным и непонятным, и временами она весьма эмоционально выражала удивление. Гера уже в первый день туристской поездки выяснила, что Алексей заканчивал среднюю школу в ее родном Таврийске, откуда и уехал учиться в университет. «Мы земляки, и потому должны держаться вместе, — в шутку сказала она Алексею и после многозначительной паузы добавила: — Возьми меня, пожалуйста, под свое крыло». Алексей видел, что такой шустрой, уверенной в себе девице его «покровительство» совсем не требуется, но было приятно, что его заметили среди других ребят группы.

Для Алексея это тоже была первая в жизни поездка за границу: туристскую путевку ему выделил комитет комсомола как поощрение за активную общественную работу и в связи с блестящим окончанием университета.

— Таращатся на нас, словно мы с другой планеты, — Гера чуть приметно показала на парней и девчонок у серых стен.

— В самом деле, как-то не по себе, — согласился Алексей. Что-то неуловимо тревожное ощущалось в сумраке улочек, укрытых быстро темнеющим небом. А может, так казалось? Видимых причин для беспокойства вроде бы не было. Улочки жили своей вечерней жизнью. Стремглав, крикливо носились по разбитым мостовым ребятишки, громко и добродушно перекликались женщины-соседки, у витрин маленьких магазинчиков на минутку-другую задерживались редкие прохожие и медленно брели дальше. Вот только подростки… Почему у них такие немигающие взгляды, застывшие, словно ломкое стекло, глаза?

Девица под платаном, одетая, а точнее, полураздетая так, что даже неискушенные туристы сразу догадались о ее древней профессии, окликнула Алексея:

— Эй, парень, бросай свою козу, причаливай ко мне.

Она обратилась именно к Алексею, может быть, потому, что он выделялся среди своих спутников ростом и спортивной походкой.

— Что говорит эта мымра? — неприязненно спросила Гера, хотя было ясно — даже не зная языка, уловила смысл того, что выкрикнула пухленькая девица, которая была удивительно к месту на перекрестке среди черных пластиковых мешков с мусором у кромки тротуаров, по-соседству со сгорбленными старухами на раскладных стульчиках под стенами.

— Учить языки надо, — назидательно пробормотал Олег.

— Эй, не сомневайся, я тебя кое-чему научу… Твоей овечке такое и невдомек, — не унималась девица. — Или ты меня не понимаешь?

— Спасибо, мадемуазель, я все понял, но даже в школе числился в неспособных учениках, — вежливо ответил Алексей.

— Жаль, паренек, но святая парижская богоматерь тому свидетельница — ты мне нравишься, — рассмеялась девица.

— Что она такое говорит? — не унималась Гера, почти повиснув на руке у Алексея.

— Разве не понятно, — поддразнил девушку Олег Мороз, — эта хозяйка вечерних панелей желает нам приятного знакомства со славным городом Парижем.

— Шутите! — Гера старалась скрыть беспокойство. — А мне все это не очень по душе. Тоскливо как-то, кошмар и катастрофа.

Это были два ее любимых словечка, и она часто употребляла их к месту и не к месту.

— Да, обстановка не из праздничных, — согласился Алексей. — Вот что, ребята, нечего нагонять на себя страхи, держитесь увереннее.