Последний польский король. Коронация Николая I в Варшаве в 1829 г. и память о русско-польских войнах XVII – начала XIX в.

Стоит отметить, что в работах, посвященных этому периоду и фиксирующих взгляд из России, великого князя Константина часто именуют наместником в Царстве Польском[121]. С точки зрения формальных позиций такая трактовка неточна – официальным наместником российского императора в Царстве с 1815 г. был Юзеф Зайончек. После смерти последнего в 1826 г.[122] должность оставалась вакантной до 1831 г., то есть вплоть до появления на этом посту после подавления Польского восстания генерал-фельдмаршала И. Ф. Паскевича. Вместе с тем великий князь Константин Павлович, безотносительно занимаемых должностей, воспринимался Петербургом как абсолютный представитель царя в регионе. Многочисленные русские источники, как документы официального делопроизводства, так и материалы личного происхождения, именуют великого князя Константина наместником в Польше применительно не только к первым годам николаевского царствования, но и к значительно более раннему периоду. Такая трактовка апеллирует к фактическому, а не формальному положению дел, то есть указывает на статус, а не на должность.

Константин Павлович был членом правящей династии, и его полномочия в регионе были беспрецедентны[123]. В январе 1822 г. император Александр I подписал распоряжение, согласно которому Константину Павловичу была предоставлена «над губерниями Виленскою, Гродненскою, Минскою, Волынскою, Подольскою и Белостокскою областию… власть Главнокомандующего действующей армии». Этот документ остался практически не замеченным в литературе[124], а ведь именно это распоряжение устанавливало власть цесаревича над очень значительной территорией. Формально Константину присваивались «все права, власть и преимущества, предоставленные Главнокомандующему по учреждению действующей Армии»[125], однако в действительности с этого момента Константин контролировал регион, который включал в себя не только Царство Польское, но также бывшие земли Речи Посполитой, вошедшие в состав Российской империи в XVIII столетии. В архивных фондах сохранились прошения чиновников и дворян этих губерний к Константину относительно самых разных дел, никак не связанных с руководством армией. Речь шла прежде всего о финансах – вопросах прощения недоимок, расходования сумм земских сборов, дозволения «ввести обеспечительную или кредитную систему на обыкновенных правилах гипотеки» по примеру принятой в Царстве Польском и т. д. К цесаревичу обращались также в связи с дворянскими выборами и вопросами имущественного характера[126]. При этом территории Виленской, Гродненской, Минской, Волынской и Подольской губерний, а также Белостокской области именовались в документах «присоединенными от Польши губерниями» и «губерниями, состоящими под надзором Его Императорского Высочества Цесаревича»[127].

Особый статус Константина на этих территориях не был секретом для российского общества. А. Х. Бенкендорф пишет в своих «Воспоминаниях»: «Провинции, расположенные перед польскими землями – Вильно, Гродно, Белосток, Минск, Волынь и Каменец Подольский, находились под его (Константина Павловича. – Прим. авт.) командованием и управлялись военной администрацией»[128]. В другом месте, рассуждая о взаимоотношениях Николая и Константина, шеф Третьего отделения замечает, что цесаревич «на протяжении многих лет… привык подчиняться только самому себе, вошел в обыкновение приказывать как начальник»[129]. Схожим образом полномочия Константина описывали люди иного уровня информированности. Так, мемуарист О. Пржецлавский (Ципринус), оставивший воспоминания о времени, проведенном в литовских землях, указывал, что цесаревичу подчинялись «в административном порядке присоединенные от Польши губернии, западные, юго-западные и Белоруссия»[130]. Примечательно и привлекшее внимание Третьего отделения письмо неизвестного лица, в котором последний комментировал факт сосредоточения в руках Константина всей власти на бывших польских территориях следующим образом: «Вы же уже знаете, каких сил стоило Великому князю Константину овладеть польскими провинциями, принадлежащими России. Они вернулись к единственному управляющему»[131].

По мнению О. С. Каштановой, такое усиление роли Константина в регионе стало итогом многолетней конкуренции между ним и императором Александром[132]. Исследовательница полагает, что, несмотря на павловский закон о престолонаследии 1797 г., который определял очередность занятия престола в Российской империи, «с 1799 г. в России фактически существовало два наследника престола: Александр и Константин, которому Павел пожаловал титул цесаревича 28 октября (8 ноября)», формально – за храбрость, проявленную великим князем при участии в суворовских походах конца века[133]. Константин Павлович действительно проявил себя во всех отношениях достойно и был встречен в Петербурге как герой[134]. В честь его возращения в столице устроили серию балов, а в Эрмитажном театре был поставлен балет[135].