Последний порог

Произнес он эти слова вроде бы спокойно, хотя и слепой заметил бы, что на самом деле он весь так и дрожал от нервного напряжения. Дядюшка Аттила медленно встал и, подойдя к столу, выбрал себе из сигарницы светлую голландскую сигару, как заядлый курильщик, ловко откусил один конец и раскурил ее. «Если я правильно понял тебя, — сказал генерал с пугающим спокойствием, — ты отказался от своего офицерского звания, от венгерского подданства и, ссылаясь на национальность родной матери, принимаешь немецкое гражданство». «Все было несколько не так, — сказал Аттила. — От своего звания я действительно отказался, но от гражданства не отказывался. Оставаясь венгерским подданным, я стал капитаном восемьдесят третьей танковой дивизии СС». «А зачем ты это сделал?» — с любопытством спросил дядюшка Аттила. Сын начал что-то путано говорить о политике, но я из его объяснения понял только то, что венгерские руководители и генеральский корпус под нажимом плутократов якобы саботируют все усилия немецкой армии. Он же солдат и хочет с честью сражаться вместе с теми, кто серьезно воспринимает борьбу. Войска СС, по его словам, состоят из лучших представителей немецкого народа, так сказать, из элиты нации, а поскольку и в его жилах по материнской линии, течет немецкая кровь, он имеет полное право на такой выбор, и он следует зову крови.

Чаба с горечью засмеялся и, пробежав пальцами по клавишам, заметил, обращаясь к брату: «Ты окончательный идиот. Разве не все равно, убьют ли тебя в эсэсовском мундире или же в венгерской форме? Только сумасшедший может идти на верную смерть, думая о престиже». Аттила начал кричать, оскорблять брата, и отцу лишь с большим трудом удалось призвать его к порядку. Затем генерал подошел к сыну и спросил: «Следовательно, ты капитан войск СС?» — «Да, так!» — «Убирайся! Вон из моего дома, пока я плетью тебя не выгнал!» Тут тетушка Эльфи принялась умолять мужа, чтобы он смилостивился и простил сына, но тот остался непреклонным. Когда Аттила ушел, я разговаривал с его отцом. Чаба и Андреа находились тут же, тетушка Эльфи вышла из комнаты сильно расстроенная.

Этот инцидент очень повлиял на генерала: он сразу состарился на несколько лет, по одному его виду было заметно, что решение старшего сына его доконало. Однако я все же осмелился задать ему вопрос: «Неужели вина Аттилы так уж велика? Он же будет сражаться против красных, а не против венгров». После долгого раздумья дядюшка Аттила ответил мне, что, по его твердому убеждению, Гитлер — авантюрист, а войска СС являются вооруженными силами нацистской партии, а не Германии. В истории бывают или могут быть такие периоды, когда цели партии противоречат интересам страны. В этих случаях и страну и народ нужно защищать от партии. Партии появляются и исчезают, а Германия и немецкий народ остаются. Семья Эльфи фон Гуттен, или просто Гуттены, в первую очередь немцы, они служат не партии, а немецкому отечеству. Аттила и нацистская партия, в которую он вступил, приведут немецкий народ к гибели... Вот такой произошел разговор, и тогда меня охватило разочарование, поскольку я понял, что дядюшка Аттила страшно ненавидит Гитлера.

Эккер понимающе закивал и, посмотрев на Феликса, спросил:

— Ну, Феликс, вы теперь понимаете, в каком направлении мы движемся?

— Да. Рассказ господина священника показался мне вполне убедительным. Выходит, что генерал Хайду ненавидит не только коммунистов, но и Германию тоже.

— Нет, не Германию, а только фюрера, — запротестовал Эндре, — только режим национал-социалистов.

— По нашему убеждению, — уверенно заявил Вебер, — фюрер и его партия — это то же самое, что Германия.

Эккер поднял руку: он не любил, когда кто-то отнимал у него инициативу.

— Мой дорогой, — обратился он к священнику, — когда вы в последний раз встречались с Чабой?

— Год назад, перед отъездом на фронт.

— А с Миланом Радовичем?

— Восемь лет назад, незадолго до его ареста. — Эндре немного подумал: — Да, я это хорошо помню. Милана арестовали осенью тридцать шестого года, вернее, в августе. — Худое лицо священника от волнения окрасилось густым румянцем. — А что с ним? Я слышал, что он умер. Я очень много молился за него.

Перехватив взгляд Эндре, Эккер сказал:

— Он жив.

Эндре с облегчением вздохнул, изможденное лицо его озарила добрая улыбка.

— Слава всевышнему! — На миг он закрыл глаза, словно воздавал господу богу хвалу. — Я чувствовал, что он жив. Когда ему удалось бежать, я подумал, что, по-видимому, у Милана божеские намерения. Из гестапо можно вырваться лишь с божьей помощью.

— ...а также с помощью предателей и изменников родины, — заметил Эккер. — Факт остается фактом, что побег удался. Если вы помните, я в ту пору намеревался ему помочь. Я думал, вы этому свидетель, что Радович — это жертва, слепое орудие в чужих руках. К сожалению, я ошибся. Милан — героическая фигура международного коммунистического движения, о котором ходят целые легенды.