Последний поцелуй неба

Глаза ее затуманились и губы приоткрылись. Между ними виднелся острый кончик розового языка. Кожа покрылась мурашками от нарастающего возбуждения.

Северина знала, еще несколько минут — и ее настигнет оргазм. Влагалище влажно жаждало мужчину, горячо и нестерпимо ныло, отчего девушка хрипло вскрикивала вырывающимися из самого нутра звуками. Но продолжала удовлетворять себя сама. Когда лицо ее скривилось в последней судороге, она по-звериному прорычала и сжала свою руку бедрами, откинувшись на стену.

Удовольствие накатывало на нее волнами мучительных спазмов, воздух вырывался из легких со свистом и стонами, а расслабленное теперь лицо стало изможденным, посеревшим, как у глубоко больного человека.

Невидящим взглядом она посмотрела на свою липкую ладонь, глубоко вдохнула ее терпкий, дурманящий аромат.

— Хочешь меня? — она сипло рассмеялась, взглянув на Виктора, и с наслаждением облизнула пальцы, как леденец.

Он хрипло дышал, глядя на нее и не в силах отвести взгляд от ее блестящей ладони. Медленно встал с кресла и подошел к ней. Лицо его словно окаменело в выражении иступленного желания. Он взял ее ладонь, поднес ко рту и захватил указательный палец губами. Провел по нему языком, ощущая солоноватый привкус и запах, который действовал на него так, как не действовало ничего в жизни. Он подсел на эту иглу. Не соскочить.

— Хочу, — шепнул Виктор.

— Не дам, — толкнулась бедром ему в пах.

Он удивленно приподнял брови. Озадаченно мотнул головой и спросил:

— Ты не хочешь?

— Я сегодня с утра. Ты уже пятый.

Сглотнул подкатившее к горлу раздражение. И шагнул в пропасть:

— Хочу, чтобы только я.

Брови ее удивленно приподнялись.

— Оставайся до утра. Отработаю по-другому. Я помню, тебе нравились мои губы, — ее пальцы потянулись к ремню.

— Перестань, — дернулся Виктор. — Потом… Я тебя все равно не отпущу… Мне надо, чтобы ты меня хотела, чтобы, кроме меня, никто… Я хочу, чтобы утром ты ушла со мной отсюда и уже не возвращалась.

— Ты обкурился? — спросила она, продолжая расстегивать брюки.

— Хуже. Я ревную тебя к ним.

Пальцы ее достигли цели своих движений, когда до нее дошло, что он сказал. Она импульсивно сжала ладонь и застыла. Даже мысли ее остановились. Но Северина сморгнула наваждение и сказала:

— Я шлюха. Меня глупо ревновать.

— Я знаю. Я никогда не отличался большим умом. Но я ревную тебя, — теперь уже он задвигался, мягко обнимая ее талию и заставляя прижаться к себе бедрами. Потом ладони его заскользили по ее телу — к лицу. Он стал гладить губы большими пальцами рук, проводить по подбородку, по носу, по лбу. А потом приблизил свои глаза к ее и прошептал: — Я не хочу быть клиентом. Я хочу быть с тобой.

Северина рассмеялась.

— Купишь себе меня?

— Если надо — куплю. Продашься?

— Это ты у мадам спрашивай. У нее большой опыт в купле-продаже. И меня она когда-то из эскорта выкупала.

— С ней я разберусь. Мне надо от тебя знать. Ты — хочешь?

— Сколько?

Закс тяжело выдохнул. Даже смешно. Все решают бабки — этот урок он усвоил бесконечно давно. В работе, в дружбе, в сексе.

— Квартира в хорошем районе, машина, если захочешь. Сумму содержания назови сама. Стоимость подарков туда не войдет. Это отдельно. Ну еще я в придачу.

— И договор, подписанный кровью, — без улыбки проговорила Северина.

— Без вариантов, — в противовес ей улыбнулся Закс. Наклонился еще ниже и, почти касаясь ее губ своими, добавил: — И там ты укажешь свое настоящее имя, в конце концов.

— А мне нравится Северина, — упрямо проговорила она, раздевая его, — вот Анна точно дурацкое имя.

— Значит, Анна, — выдохнул Закс с кривоватой усмешкой и, наконец, поцеловал ее. Поцелуи всегда говорили ему больше любых слов. В поцелуях они были настоящими.

Глава 8. Прима

Если бы жизнь можно было сравнивать с пачкой сигарет — ее была бы Данхилл, начиненная самой дешевой Примой. Для понтов. Хрен кто заметит, что ты там куришь, если упаковка дорогая. В подтверждение тому можно было привести любой день, который она проживала в привычном ритме.

В этот — все шло наперекосяк.

По дороге в клинику к Насте Анна пробила колесо. Техпомощь приперлась, когда она уже и ждать перестала. И потому опоздала к лечащему врачу, который ушел на операцию. Но дождаться его было необходимо, и она уже даже не удивилась, что операция затянулась. С самого начала все шло наперекосяк.

— Илья Петрович?.. — негромко произнесла Анна, когда, наконец, встретилась с врачом.

Никаких вопросов и задавать не имело смысла. Многое было говорено в присутствии Татьяны. Теперь Татьяны не было. Доктор Фурсов поднял на нее глаза абсолютно уставшего человека, которому все на свете докучает. Особенно эта барышня в короткой куртке, отороченной лисой.