Последний пожар

В школе решили организовать краеведческий музей. Понесли дети из домов, с чердаков старинные утюги и керосинки, письма с фронтов, фотокарточки, солдатские котелки и ложки. На самом видном месте оказался самовар. Пелагея попросила внуков определить его на вечное хранение. Через пять лет школьный музей стал тесен. Начали строить отдельное здание, в котором поместили библиотеку и дом пионеров. Люди, понимая значимость сохранения памяти, отдавали семейные реликвии. Анна Пилогова сдала свой ткацкий стан, вдова Быкова принесла мужнину золотую медаль Героя Советского Союза, умершего после войны от ран. Быковых первыми выслали в таёжный и болотный край. Большая семья имела крупорушку, шерстобитку, конную молотилку. Отняли всё. Даже коровьи ботала. Селом провожали в дальнюю дорогу. Вместе с малыми ребятами пустились на новые земли почти тридцать душ кулаков-мироедов. Четыре дома приказал Аверьян Огоньков, председатель волостного исполкома, сжечь, чтоб духу кулацкого не было. Беднаки безворотные – в крик: нам, нам отдай. Комсомольцы покосоурились, но приказ выполнили, ведь они, описывая имущество, не всё записали. Отвозили в колхозную кладовую одежду и семена, не забывая о себе. Аверьян Огоньков ходил по дворам и говорил: «Обопью и угроблю». Потом, когда начнётся плановая ссылка людей, всякий стыд потеряют, будут тащить всё, что попадёт под руку во время раскулачивания.

Гуляла новая власть без веселья, но песни пели парни и девчата в красных косыночках, грозя весь мир разрушить и пропить. История повторилась. Народное достояние не пропивают, а распродают нынешние активисты перестройки. Снова разруха, снова стоят заводы, снова НЭП. Но надолго ли? Или опять придут и опять будут отнимать у новых буржуев-олигархов заводы и фабрики, обещая другим, что земля – крестьянам, а фабрики – рабочим. И вновь никто ничего не получит. Хорошо бы посмотреть, как история повернет своё колёсико на очередной оборот.

За художества коллективистов ответит заместитель Аверьяна. Его отправили туда же, куда посылал земляков, но и тут оказался на уровне, стал нужным человеком, возглавив сельсовет. Огонькова повысили – стал директором МТС. Потом перевели заведующим маслосырозаводика. Так его гоняли с места на место многократно. Завалит в одном месте производство, находили для него другое. Много тогда было таких кочевников с партийными билетами, которые защищали не только от непогоды, но и от тюрем и других наказаний.

Марию Бровкину судили показательным судом за букетик недозрелых колосков овса. Дали десять лет. Порядок был? Страх. Детей растолкали по приютам. На фронте Бровкин жёг танки гитлеровские, крича во всё горло: «За родину и за Сталина». Иначе нельзя. Это моряки кричали: «полундра!», а в пехоте другие призывы.

Анну Папину, уехавшую после «похоронки» на мужа в соседний городок к свекрови и работавшую кондуктором на железной дороге, тоже судили. Она обнаружила в пустом вагоне кусочки жмыха. Смела с пылью в карман свою долю. Девки паровозной бригады видно съели жмых, а может быть, хорошо спрятали. Нашлась подлая душа, донесла. По закону военного времени её присудили к расстрелу. Пусть бы этот жмых сгнил, но нужен был строгий пример. Люди ужаснулись. За пыль, за серые кусочки жмыха, которые и до килограмма не дотягивали. Об этом Василий узнал, когда вернулся в родное село, покинув гостеприимный северный край. Умерла бабушка, болела мать, разъехались тёти и дяди.

Вспомнил Василий, как загорелся музей, как выносили селяне свои реликвии и бережно укладывали на снег. С трудом выволокли сейф, в котором хранились боевые и трудовые награды бывших кулаков. В дыму Василий увидел фонограф, изобретение Эдисона и его помощников. Гордо сверкал боками самовар. Что вынести? Вынес всё. Хотя можно было спасти и другие предметы сельской старины, но рисковать никто не хотел. Горели картины и фотографии. Корчились, истекая черными слезами, берестяные туески и короба.

Самовар принёс Василий домой, пообещав вернуть, если музей вновь заработает. Музей не заработал. Денег не давали учителям, задерживали зарплату медицинским работникам. Сокращали народные коллективы в клубе. Культура оказалась ненужной. Денег не хватало в государстве на первоочередные нужды народа. Хотя нефть и газ по хорошим ценам покупала заграница. Вузовские преподаватели стали жить плохо, а потому ввели платные факультеты. Взятки стали обыденным явлением. Возможно, скоро появится сообщение, что государство не в силах содержать и школьных учителей, а посему станет обязательным лишь начальное образование, а за учебу в других классах потребуют плату с родителей. А если нет денег, то это неважно. Пусть ребёнок не учится в школе. Жизнь научит чему-нибудь. Нужны рабочие руки, способные пахать и сеять, возить и обслуживать, выполнять заказы по сходной цене. За кусок колбасы будут эти недоученные дети прислуживать за столами, в банях.