Последний праведник

Снова удар, на этот раз еще сильнее. Нильс захромал и выронил пистолет; пока Рисхой возился со своим, Нильс развернулся и ударил в ответ.

— Нильс! — Казалось, что Ханна кричит откуда-то из другого мира, хотя она стояла совсем рядом. Нильсу понадобилась секунда на то, чтобы собраться с мыслями. Морфин. Шприцы. Они в бардачке. Он услышал, как Рисхой плачет от боли и отчаяния. Нильс нашел морфин, красиво упакованный в клинически-чистый полицейский пакет для доказательств.

— Чемодан!

— Что?

Он схватил чемодан в одну руку, а Ханну в другую и пустился бежать.

Они перелезли через защитное заграждение у дороги, спрыгнули на замерзшую лужу и побежали через холодное поле. Обернувшись через плечо, Нильс увидел, как пожилой полицейский целится им вслед.

— Ханна, мне кажется, что он…

Тихий щелчок по мерзлой земле. И еще один. Как будто где-то рядом взрываются хлопушки.

— Он в нас стреляет! — крикнул Нильс, запыхавшись.

Они продолжали бежать, пока не исчезли за снежной пеленой.

* * *

Ботинки глубоко увязали в мягком снегу между деревьями.

— Он бежит за нами? — спросила Ханна, оглядываясь.

— Чуть дальше будет дорога.

Она плакала.

— Где?

Нильс запыхался. В Дании всегда поблизости найдется дорога.

— Просто иди.

Деревья остались позади, теперь они пробирались сквозь плод усилий некоего ландшафтного архитектора, честно пытавшегося объединить поле с местом отдыха на трассе.

— Что теперь? В какую сторону? — Она перешла на шаг. — Лучше бы нам поймать машину или…

До них донесся звук приближающегося автобуса.

— Кавалерия, — пробормотал Нильс, выбрасывая вперед руку.

Автобус остановился, как это может быть только в провинции.

— Что, машина не выдержала мороза? — крикнул шофер на поющем фюнском диалекте. — Я еду только до станции, там можете пересесть на поезд в Оденсе.

— Спасибо, — ответил Нильс, первым входя в автобус и стараясь избежать его взгляда.

Они сели на заднее сиденье и уставились в окно. На дороге была гололедица, поэтому автобус ехал медленно, отставая от темпа, в котором бешено билось сердце Нильса. Шофер выглядел невозмутимым, это было им на руку, нужно сохранять спокойствие, нужно ехать, как все остальные.

Нильсу приходилось сталкиваться с профессиональными преступниками, которые, совершив обдуманные до последней мелочи ограбления банков, инкассаторов или ювелиров, паниковали потом, когда дело было уже сделано. Это заложено глубоко в человеческой природе: совершив преступление, тебе хочется сбежать как можно быстрее и как можно дальше от этого места.

Автобус остановился у маленькой станции, и шофер вышел из него вместе с пассажирами.

Ханна и Нильс направились в крошечный зал ожидания. Кофе-автомат не работал, в помещении воняло застаревшей мочой.

— Кассы вон там, — сказал Нильс, указывая. — Пойдем купим билеты. Куда бы нам поехать?

Она тронула его верхнюю губу.

— У тебя идет кровь.

Нильс кивнул. У него до сих пор кружилась голова после тяжелых ударов Рисхоя.

— Ты же знаешь, что тебе не обязательно… — сказал он и запнулся.

— Что? Убегать вместе с тобой?

— Да. За тобой ведь никто не гонится.

— Ничто, — улыбнулась она, — а не никто. Если бы дело было в том, что за тобой гонится кто-то, я бы тут сейчас не сидела. Но за тобой гонится что-то — и это уже интереснее.

— Настолько интересно, что ты готова сесть за это в тюрьму? Если все зайдет слишком далеко.

— Ну, я всегда могу сказать, что ты меня похитил.

* * *

Поезд останавливался каждый раз, когда два дома находились достаточно близко друг к другу, чтобы считаться поселком, — но Нильса и Ханну это не раздражало, им нравилось сидеть так друг напротив друга. Нильс украдкой посматривал на нее при каждом удобном случае, но в конце концов Ханна это заметила, и тогда, чтобы избежать неловкости, он повернулся к окну и постарался сосредоточиться и не отводить от него взгляда. Когда они заехали в туннель, он увидел в окне отражение Ханны. Она смотрела на него — и ему это нравилось.

— Взгляни на меня.

Он послушался. Так они сидели какое-то время, пока поезд шел сквозь показавшийся вдруг невероятно длинным туннель. За мгновение до того, как они снова вынырнули на свет, Нильс вспомнил о Катрине, как будто его громко окликнула совесть. Он попытался представить, что это Катрине сидит сейчас напротив него, — но продолжал видеть только Ханну.

Неловкую ситуацию спасло детское воспоминание. Нильс говорил и говорил, как будто боялся, что стоит ему умолкнуть, как Ханна набросится на него и сорвет с него одежду.