Последний праведник

Следующей ее мыслью было, что навигатор завез их не туда. Зачем Нильсу понадобилось направлять ее именно к этому дому, именно к этому маленькому неприметному сарайчику посреди бесконечных трущоб?.. может быть, это ошибка? С другой стороны, единственное, что она знала о доме — что в нем якобы еще в июле месяце произошло убийство, ничего другого Нильс не сказал, так почему бы и не здесь, в конце концов?

Марк остался сидеть в машине, трое охранников вышли вместе с Катрине, причем один из них неотступно следовал за ней.

Она перешла через дорогу — выжженная изрытая ямами земля. Дверь дома походила на дверцу шкафа, подвешенную только для виду. Перед домом несколько мальчиков пинали какой-то тряпичный тюк. Один из них крикнул:

— You wanna fuck, white woman?[88] — и засмеялся.

Один из охранников, Энди, рявкнул в ответ что-то на зулу, мальчишек это не очень-то испугало.

Катрине постучала и остановилась, ожидая ответа. Ничего не происходило. Она снова постучала, боясь уронить дверь. На этот раз ей открыла беззубая женщина, она смотрела сквозь Катрине, словно та была из воздуха.

— Добрый день, — сказала Катрине и только сейчас поняла, что не представляет, о чем говорить. — Вы тут живете?

Никакого ответа. Катрине заметила, что женщина, видимо, слепая, ее глаза были затянуты матовой серой пленкой. Не редкость в Африке.

— Вы понимаете английский?

Катрине собиралась уже обернуться и позвать Марка, но женщина вдруг ответила по-английски:

— Моего сына нет дома.

— Вашего сына?

— Я слежу за домом.

— Ага. — Катрине надеялась, что женщина пригласит ее войти, но та, похоже, не собиралась это делать. — Я пришла, чтобы узнать… Меня зовут Катрине. Я не из Южной Африки, — добавила она, зная по опыту, что это обстоятельство обычно производит на местных хорошее впечатление. Европейцы пользовались тут популярностью — по крайней мере большей, чем другие белые.

Только теперь лицо старухи несколько оживилось: у нее нервно задергался один глаз. Она понизила голос:

— Амнистия? — и прежде чем Катрине успела ответить «нет», старуха высунула голову на улицу. — Сколько вас?

— Мой коллега сидит в машине, — ответила Катрине. — И еще трое охранников.

— Вы пришли вовремя.

Старуха повернулась и исчезла в доме. Не будь она слепой, она увидела бы, что на «Лендровере» большими буквами написано «ДББ Архитекторы». Она крикнула из дома:

— Заходите, Амнистия!

* * *

В доме было несколько ветхих стульев, стол и простая кровать, над которой висел плакат южноафриканской футбольной сборной. На стене над плакатом было написано: Bafana, Bafana. God is on our side.[89]

Старуха предложила Катрине чаю и не стала дожидаться ответа.

— Rooibush. Itʼs good for you, — сказала она. — It clears your mind.[90]

Катрине взглянула на мутную жидкость в чашке.

— Что вы собираетесь делать, чтобы вытащить его оттуда? — спросила старуха. — Он ее не убивал, вы понимаете? Что вы собираетесь делать?

Катрине сглотнула слюну. Я должна рассказать ей, что я не из Международной Амнистии, подумала она, но вслух произнесла:

— Лучше всего, наверное, если вы мне немного расскажете об этом деле.

— Он ее не убивал. Эту, с фабрики. Он ни в чем не виноват — как Матийсен и сказал.

— Кто?

— Матийсен, — повторила старуха, и складки у нее на лице и морщины на лбу разгладились при мысли о Матийсене. — Не was a good man. Не helped us.[91]

Старуха говорила торопливо и непонятно, Катрине сложно было разобрать слова.

— Мат…

— Матийсен. Адвокат моего сына. Йорис Матийсен.

— И что он? — спросила Катрине. — Это в его убийстве подозревают вашего сына?

— No! No![92] — старуха покачала головой. — Матийсен умер здесь, в этом доме. Он хотел нам помочь.

Катрине перебила:

— Я не понимаю, адвокат что, умер здесь? Когда?

* * *

Прежде чем выслушать историю, Катрине сходила к машине за Марком.

— Она думает, что мы из Амнистии, — шепнула она ему. — Я не думаю, что мы должны отбирать у нее надежду.

Марк поначалу вежливо кивнул старухе, но понял, что та ничего не видит, и поздоровался вслух. Она говорила пылко, несмотря на то, что ей явно приходилось рассказывать эту историю уже много раз.

Ее сын, Бенни, работал на обувной фабрике в Дурбанвиле. Его уволили, и в последовавшей за этим потасовке дочь директора была убита ножом. Так рассказывала старуха. Бенни был обвинен в убийстве. Кто-то, чье имя Катрине не разобрала, говорил потом, что Бенни стоял в нескольких метрах от того места и никак не мог быть виновным. Однако дело оказалось для Бенни безнадежным: у него не было денег, чтобы нанять нормального адвоката.

— But then came Joris Mathijsen.[93]