Последний приют

Что же касается персонала Грин Пайпс, то скажем прямо – некоторые врачи плевать хотели на своих убогих пациентов. К примеру, доктор Элен Дюбери каждому из вверенных ей подопечных назначает одни и те же таблетки. У меня даже закралось сомнение в подлинности ее диплома. Кажется, будто миссис Дюбери выписала какие-то скудные сведения из учебника по психиатрии и теперь применяет их ко всем без разбора. Доктор Праччет попросту не замечает существования пациентов в Соснах. Он посещает лечебницу как мужской клуб – курит сигары, обсуждает политику с мистером Стивенсоном, играет в шашки с Джошем и Петером. Вероятно, здесь он находит убежище от сварливой жены и троих крикливых детишек. Что ж весьма неплохой отдых, учитывая, что за него доктору Праччету еще и платят.

Мистер Стивенсон, пожалуй, единственный из врачей приюта, кто искренне увлечен медицинскими изысканиями. Кажется, он пишет какой-то объемный труд по психиатрии. Доктор Стивенсон внимательно опрашивает всех пациентов, задает довольно необычные вопросы, моделирует странные ситуации и тщательно конспектирует ответы в толстую тетрадь.

Главный врач Грин Пайпс доктор Поллсон – степенный убеленный сединами мужчина. Его отношение к лечебнице чем-то схоже на отношение мистера Праччета, но в силу своей должности он вынужден хотя бы иногда проявлять интерес к происходящему в клинике.

Из младшего медперсонала здесь трудится ваш покорный слуга – Барни Хоровиц. В мою смену работают два здоровенных бугая Джош и Петер, мечта всех мужчин Зеленых Сосен – сестричка Марджори Кливленд и ее напарница неприметная мисс Берч.

Скажем прямо, мало кому нравится работенка в сумасшедшем доме. Многие, кто пытал счастья на поприще ухода за душевнобольными, сбежали отсюда спустя неделю или две. Особо впечатлительные не выдерживают и пары суток. Особенно если их смена выпадает на приступ одержимости миссис Пински. Как-то молоденькая девчонка, едва окончившая медицинские курсы в свой первый (и забегая вперед скажу, что последний) рабочий день зашла к миссис Пински в палату, чтобы поставить той назначенный доктором Стивенсоном укол. Сперва старушка посмотрела на нее по-дьявольски зловещим взглядом (девица впоследствии клялась, что зрачки пожилой леди стали змеиными). Затем голова миссис Пински противоестественно запрокинулась, а из самых глубин ее дряхлого тела изверглась невероятно матерная брань, вперемешку со страшными словами на никому неизвестном наречии. Юная медсестричка уволилась в тот же вечер и, кажется, вознамерилась стать монахиней ордена святой Бернадет.

В прочем, и тем, кто состоит на службе в Грин Пайпс долгие годы, бывает, приходится увольняться из-за душевных переживаний по поводу некоторых событий. Так было в прошлом году с пожилой сестрой Хьюит. Это она нашла повешенным Робби Биллингтона. Бедняга проник ночью на кухню и вздернулся на связанных в длинную веревку полотенцах. Миссис Хьюит обвиняла во всем себя и, не выдержав моральных мук, добровольно покинула клинику.

Признаться честно, со многими обитателями Сосен приходится изрядно повозиться – некоторые умудряются обмочиться в холле, Эмму Бинкс все время тошнит. Кое кого по ночам мучают кошмары, и если вам вздумалось вздремнуть около полуночи – то будьте уверены часа через полтора кто-нибудь, да и огласит лечебницу жуткими криками.

ГЛАВА II. РИЧАРД БОРДХЭМ

Вчера приют для душевнобольных Грин Пайпс пополнился новым пациентом. Им оказался сорокалетний художник Ричард Бордхэм. Картины Ричарда за довольно короткий срок стали необычайно популярны в искусствоведческих кругах, я читал о нем большую статью в Нью Арт Мэгазин. Мистер Бордхэм работал в абстрактном стиле и, признаться честно, было в его творениях что-то весьма устрашающее. Стихийно расставленные по холсту черные густые мазки на инфернально красном фоне. На первый взгляд может показаться, что это просто нелепая мазня какого-то безумца. Но если долго всматриваться в каждую из картин Бордхэма, странная какофония цветов объединялась в страшное и угрюмое существо, словно гипнотизирующее взглядом зрителя. Дэйли Хроникал писали, что некоторые посетители национального эштонского музея часами, словно завороженные стояли у полотен Ричарда Бордхэма, кое кого охранникам силой приходилось выдворять из залов после закрытия. Все это привлекло достаточно внимания прессы за пределами Эштона, и цена на картины странного абстракциониста взлетела до шестизначных сумм.