Последний проблеск света (ЛП)

— Да. О да. Продолжай вот так. Именно так. О Боже, Трэвис, мне так нравится, — лепечу я, выгибая спину и позволяя ему трахать меня снизу. Обычно я бы смутилась от того, что так не контролирую свой язык, но сейчас мне просто все равно.

Во мне назревает очередной оргазм, а с моим сердцем происходит нечто иное.

В данный момент Трэвис берет то, что ему нужно от меня, и я хочу дать ему это.

Его пальцы впиваются в мою плоть, голова запрокинута и перекатывается по подушке.

— Бл*ть, Лейн. Ты такая горячая. Так хорошо. Так хорошо. Я никогда…

Мне хочется услышать, как он закончит это предложение, но этого так и не случается. Фраза сменяется беспомощным стоном, пока его пах совершает энергичные толчки.

Я снова кончаю, и мой крик разрядки застревает в горле, пока тело дрожит от удовольствия.

Затем Трэвис выдавливает:

— Ох, бл*ть, милая. Я вот-вот кончу. Тебе надо… Я вот-вот…

Он приподнимает меня, и его эрекция выскальзывает из меня. Он хватает основание своего ствола одной рукой и сжимает себя в момент разрядки, выплескивая сперму на низ моего живота.

Я падаю на него сверху, и Трэвис обнимает меня руками. Мы долго лежим вот так, запутавшись в объятиях, тяжело дышащие, вспотевшие, мокрые и перепачкавшиеся.

Это так приятно.

Так реально.

Его руки наконец-то разжимают хватку, и я приподнимаюсь.

Мы не на шутку испачкались. Сперма, кровь, пот и бог знает что еще.

Я стону, глядя на жидкости, размазавшиеся между нашими обнаженными телами.

Трэвис усмехается.

— Извозились мы, да?

— Да.

— Чертовски хорошо.

— Да.

— Я схожу за чем-нибудь, приведу нас в порядок.

— Нет, не сходишь. У тебя лодыжка больная. Я все равно буду с тобой сюсюкаться. Я сама нас помою.

Трэвис не спорит. И я слышу его тихий удовлетворенный смешок, пока иду в ванную за полотенцем.

***

Полчаса спустя я спускаюсь по лестнице в погреб, чтобы поискать что-то на завтрак. Я нахожу упаковку овсянки длительного хранения, которая наверняка будет вкуснее высушенных яиц, так что беру ее, а также изюм и коричневый сахар.

Трэвис в ванной, так что я ставлю воду для овсянки. Дожидаясь, когда закипит, я выхожу на улицу проверить температуру.

Тепло и туманно. Как всегда.

Мой взгляд падает на собачью миску на полу у задней двери.

Я все еще смотрю на нее, когда Трэвис открывает дверь позади меня.

— Все хорошо?

— Да. Я просто смотрела на ту собачью миску.

Трэвис хромает и встает рядом.

— У того приятеля, наверное, была собака.

— Да. Знаю. но посмотри, какая она чистая. Если она простояла тут так долго, она должна была покрыться пылью и землей. Почему она чистая?

Волосы Трэвиса взъерошены, и ему надо побриться. Он надел спортивные трико, но в остальном не накинул другой одежды.

— Не знаю.

— Как думаешь, может, собака все еще здесь и приходит лизать свою миску?

— Прошло слишком много времени, чтобы пес выжил сам по себе. Должно быть, тот приятель умер полгода-год назад.

— Знаю. Но собаки ведь довольно хорошие собиратели, так? И если не так, то почему миска чистая?

— Наверное, это возможно.

Я принимаю решение.

— Я видела в погребе собачий корм. Я достану его и наполню миску. Может, бедный пес вернется.

Трэвис смотрит на меня с легкой улыбкой в уголках губ. Я не уверена, почему, но выражение его лица заставляет мое сердце пропустить удар.

— Наверное, стоит попробовать. Если здесь до сих пор рыщет пес, он наверняка полудохлый от города.

Когда мы возвращаемся внутрь, вода уже кипит, так что Трэвис занимается овсянкой, пока я достаю из погреба собачий корм. Я наполняю миску на улице, осматриваю двор, мастерскую и деревья вокруг полянки. Не видно вообще никаких животных.

Маловероятно, что пес мог выживать так долго. Даже дикие животные еле как держались в последние несколько лет.

Но может быть.

Это не повредит.

Я оставляю еду снаружи и иду внутрь, чтобы позавтракать с Трэвисом.

Он нашел в шкафчике кофе, так что утро очень доброе.

***

Большую часть утра я занимаюсь стиркой.

Мне приходится быть строгой с Трэвисом, чтобы он держал лодыжку приподнятой. Он хочет помогать мне, но в итоге уступает, когда я не сдаюсь.

Так что он лежит на диване, держа лед на лодыжке, пока я стираю одежду, полотенца, спальный мешок и одеяло — все это в весьма паршивом состоянии.

В доме нет обычной стиральной машины и сушилки, но есть старомодная стиральная машина с ручным устройством для отжима, а на улице натянута бельевая веревка для сушки. У меня уходит немало времени, чтобы перестирать все и развесить, но закончив, я довольна собой. Поскольку на улице тепло и нет дождя, вещи должны высохнуть до наступления темноты.

Мне жарко, я устала и слегка вспотела, когда иду внутрь, чтобы проведать Трэвиса.

Он все еще растянулся на диване, но хмуро смотрит на меня.

— Не ной, — говорю я ему. — Тебе надо дать лодыжке отдых.

— Я ни слова не сказал.

— У тебя само выражение лица ноет.

— Но ты делаешь всю работу, пока я лежу тут как тюфяк.

— Не так уж и много работы я сделала.

— Да, много. Посмотри на себя.