Последний проблеск света

— Надо было сказать мне, что ты ложишься спать, — его тон звучит легко и естественно, но потом он, видимо, присмотрелся ко мне хорошенько. Он опускает руку и смахивает одну мою слезинку большим пальцем. — Ох, милая.

Я уже не могу перестать трястись. Я зажмуриваю глаза, надеясь, что слезы не вытекут. Я все еще лежу спиной к помещению, спиной к Трэвису.

Он расстегивает спальник и приподнимает верхнюю часть, чтобы забраться под нее. Поскольку я не поворачиваюсь, он пристраивается к моей спине и обнимает меня рукой.

Из-за положения пса передо мной Трэвису приходится обнимать и меня, и пса.

Я дрожу, шмыгаю носом и стараюсь не рыдать, пока он прижимается ко мне сзади.

— Мне так жаль, — бормочет Трэвис минуту спустя. — Мне так жаль, Лейн.

Я думаю, он говорит о Шэрил. Он говорит мне, что понимает. Что он не может быть со мной, как раньше, и ему жаль, что это причиняет мне боль.

Я уверена, что именно об этом он и говорит.

Затем его тихий, хриплый голос доносится до моего уха.

— Мне жаль, что это не то, на что мы надеялись. Мне жаль, что Форт-Нокс не смог дать нам безопасность. Мне жаль, что осталось так мало наших. Мне очень жаль, что для тебя нет безопасного места. Мне жаль, что так много наших умерло.

Теперь я плачу по-настоящему. Он кажется таким нежным.

— Это неправильно. Что у тебя отняли все. Даже надежду на Форт-Нокс. Неправильно, что у тебя никого не осталось.

Я сильно шмыгаю носом и вытираю щеку о спальник.

— У меня есть пес.

Он надломлено фыркает.

— Да. Верно. У тебя есть пес.

Я не должна позволять ему обнимать меня так. Я не должна вот так искать у него утешения.

Мы посреди очень людного общего зала церкви. Мы в темном углу, но освещение все равно мерцает. Люди могут нас увидеть. Вокруг нас полно жителей Мидоуза — людей, которые знали меня как подростка, как чью-то внучку. Людей, которые выросли с Трэвисом.

Они могут подумать, что я дурочка, цепляющаяся за мужчину, который никогда не будет моим.

Или хуже того, они могут подумать, что Трэвис — засранец, пользующийся уязвимой девушкой.

Я не могу допустить, чтобы они так подумали.

Шэрил может увидеть нас, вот так свернувшихся в спальнике.

Это неправильно. Мне не стоит позволять Трэвису делать так просто потому, что я чувствую себя эмоционально зависимой.

Но я как будто не могу его оттолкнуть.

Он всегда давал мне все, в чем я нуждалась.

И он снова делает это прямо сейчас.

Может, завтра я буду сильнее.

***

Следующим утром я не чувствую себя сильнее.

По большей части я как будто онемела.

Трэвис всю ночь спал со мной в спальном мешке. Я знаю это потому, что он до сих пор рядом, когда я просыпаюсь. Когда-то ночью он перекатился на спину, а я прижимаюсь к его боку в типичном для нас положении.

Я поднимаю голову и вижу, что Трэвис уже проснулся. Его веки отяжелели. Волосы пребывают в абсурдном беспорядке.

Я улыбаюсь, потому что он — тот, кого я хочу видеть каждое утро после пробуждения.

Он улыбается в ответ.

— Как ты?

— Нормально. Наверное. Лучше, чем вчера, — этим утром мне не хочется плакать, но я все равно чувствую какое-то бремя внутри. Не думаю, что оно куда-нибудь уйдет. Теперь это будет моим естественным состоянием. — Спасибо. За прошлую ночь, имею в виду. Ты не обязан был оставаться со мной. Я была в порядке.

Он бросает на меня беглый взгляд, возможно, будучи сбитым с толку. Или удивленным. Я толком не понимаю. Но это мгновенно сменяется небрежным пожатием плеч.

— А чем еще мне было заниматься?

Проводить ночь с Шэрил, но я не могу сказать это вслух, потому что это выдаст, что именно я чувствую.

Мы разговариваем тихо, поскольку мы не одни в помещении. Всюду вокруг нас люди, и я остро это осознаю.

Мне это не нравится. Пребывать в такой толпе.

Я бы предпочла быть с Трэвисом наедине, как раньше.

Но предлагать ему такое будет неправильно. Я знаю, он чувствует себя ответственным за меня, даже если в этом больше нет необходимости.

Он был со мной лишь потому, что у нас не было выбора.

Он бы никогда не прикоснулся ко мне, если бы я не попросила, если бы я не умоляла.

Нет никакого способа — в любом другом мире, в любое другое время — которым мы сошлись бы вместе.

Я не могу принуждать нас к чему-то просто потому, что мне этого так сильно хочется.

— Ты как? — он сдвигает ладонь и убирает выбившиеся волосы с моего лица. Должно быть, он почувствовал мои эмоциональные терзания.

Я снова улыбаюсь ему.

— В порядке. Что стало с псом?

— Он вскочил не так давно, когда кто-то открыл дверь. Наверное, выбежал на улицу.

Я сажусь и осматриваюсь по сторонам. Некоторые люди все еще спят, но другие начинают вставать и одеваться. Небольшая группа в углу, похоже, готовит еду.

Может, это теперь станет моим миром.

В окружении всех этих людей.

Трэвис тоже садится, и черты его лица искажаются, когда он оборачивается ко мне.

— Мне надо было встать раньше.

— Зачем?

— Люди смотрят. Гадают, с чего бы это мне спать с тобой.

Я оглядываюсь и понимаю, что он прав. Большинство не пялится в упор, но я замечаю немало разговоров исподтишка.

Это неизбежно.

Мы новенькие в группе.

И мы с Трэвисом не должны быть вместе.