Тогда поправляю Мериту обратно. Нетронутой, как прежде. С нее веет легким, влажным, бодрым духом. Я наклоняюсь поближе и вдыхаю. Отовсюду. С головы до ног. И обратно.
Именно этот свежий запах от верхушек волос по основание ног сводит меня с последней крупинки ума. Будь хоть что-нибудь неприятное, я бы отвернулся от Мериты. Но она повсюду пахнет, как... Человеком! Настоящим, земным...
И я совершаю безумие. Как мне в тот момент кажется - наибезумнейшее за всю свою не только прожитую, но и оставшуюся жизнь. Что является заблуждением, увы...
Хватаю худощавое колено, снова отодвигаю изящное бедро в сторону, протягиваю руку - и забираю Мериту себе. Первым. Единственным. Навеки.
Она сжимает меня прохладно и свежо, как зимнее утро. Я остаюсь в ней долго, долго, как...
Как слабоумный, какие тут еще эпитеты?!
На пальцах не остается ни капли крови.
В Мерите крови нет. Ни капли.
*
Сперва жертве встреливают наркоз. От реальности полностью отключенного, убаюканного варвара подключае
Я размышлял над этим: в проигрыше ли, или в выигрыше варвар, усыпляемый нами на кионову кухню. И остался при мысли, что это лучшее, что варвару может достаться. Лишь не родиться ему было бы еще лучше...
Пока, полвека прожив, увидел Мериту, у которой выбора уже не было - ни не родиться, ни не умереть...
*
Пир бил ключом. Я надел двухпудовый фрак, чтоб не забыться, но это оказалось явным недовесом: в разгаре танца я уже подбрасывал в в
И тогда вынесли Мериту. На огромном подносе. Пареную. Она даже цвет не потеряла. Никогда не виданные мною глаза Мериты погрузились глубже под впалые веки. И грудь чуть сдулась. Кто-то громко заявил: "Эта рука моя," сорвал ее, и вместе с белой, голой головкой плечевого сустава я впервые увидел кудри в разорванной подмышке.