Последний прыжок

Надежно укрытая правым крутым берегом реки, по мелким камням, нанесенным в половодье, вдоль Кассан-Сая двигалась вереница хорошо вооруженных всадников. Их было много — человек полтораста. По берегу реки, над обрывом, на небольшом расстоянии друг от друга шли цепочкой несколько человек, одетых так же, как и всадники, в темные халаты, но без оружия. Это были дозорные. Много раз битые Красной Армией, басмачи усвоили кое-какие военные навыки. Отряд медленно приближался к броду через реку. Здесь крутой обрыв берега был срыт, размят колесами арб, копытами коней и превратился в пологий спуск.

Не доходя сажен двадцать до спуска, вереница всадников остановилась, все еще укрытая обрывом. На берег, низко наклонясь к передней луке седел, выехали двое и осадили коней в зарослях ветловника. Один из всадников, сухощавый и жилистый мужчина лет сорока пяти, был одет в темный, поношенный халат, перетянутый в талии широким ремнем. Вооруженный богато отделанной шашкой и маузером в коробке, он сидел в седле с непринужденной грацией прирожденного конника. На втором, плотном, немного сутулом всаднике, несмотря на жару, топорщился атласный, стеганый на вате халат. Пышная зеленая чалма говорила о том, что ее владелец «сеид» — прямой потомок посланца аллаха, пророка Магомета. Лицо «сеида» рассмотреть было невозможно, его плотно закрывал кусок белой кисеи. Но торчащие над повязкой нависшие седые брови и склеротические руки, крепко сжимавшие повод, выдавали его возраст.

— Кассан-Сай, — проговорил первый всадник, осадив коня. — Проскочили.

— Аллаху угодно дело, начатое нами. По его соизволению ангелы своими одеждами прикрыли нас от взоров нечестивцев и гяуров, — глухо, из-под повязки, прозвучал голос второго. — Кассан-Сай должен стать нашей опорой, — продолжал он. — Здесь мы развернем зеленое знамя священной войны. Сюда к нам стекутся тысячи воинов, поднявшихся на борьбу с неверными. Веди войско на Кассан-Сай, мой славный Мадумар.

— Атантай!.. — крикнул Мадумар, повернувшись в сторону обрыва.

На берег выехал широкоплечий рябой детина, вооруженный старинным, необычной длины клинком и винтовкой.

— Бери, Атантай, двадцать джигитов, скачи через базар и встань на наманганской дороге. Всех, кто будет сопротивляться, руби, — приказал Мадумар.

Атантай молча склонился к передней луке, приложив правую руку к груди, и отъехал к обрыву.

— Не мало ему двадцати джигитов? — с сомнением в голосе спросил всадник в зеленой чалме, глядя на рысящих мимо него всадников.

— Хватит, — ответил Мадумар. — В Кассан-Сае нас не ждут. Да и Атантай только всполошит всех, на себя оттянет, а тут и мы с тыла ударим.

* * *

В Кассан-Сае, одном из самых крупных кишлаков округа, действительно не ждали налета басмачей. Пожалуй, только самый бдительный наблюдатель мог бы заподозрить неладное в том, что около трех десятков байбачей прискакали верхами на площадь Кассан-Сая. Они, торопливо спешившись, словно по предварительному сговору привязали лошадей в одном и том же месте. Байбачи — дети богатейших кулаков Кассан-Сая, к тому времени в большинстве уже раскулаченных, были здоровенными парнями лет двадцати — двадцати пяти. Они смешались с народом, толпившимся на площади, но держались кучно, переглядываясь друг с другом.

А на площади шумел большой пятничный базар. Двери пяти кооперативных магазинов, окружавших площадь, были широко распахнуты. Расторговавшиеся дехкане спешили запастись всем, что нужно по хозяйству. Они с большой охотой покупали ситцы и гвозди, веревки и мешковину, лемехи и яркий местный шелк и сразу тут же, у дверей магазина, навьючивали покупки на спины ишаков или грузили на арбы, чтобы отвезти домой в самые отдаленные горные кишлаки района. Но еще далеко не все дехкане распродали привезенные продукты. Базар был в самом разгаре. Расстелив прямо на землю циновки или обрывки мешковины, дехкане выложили для продажи все, что созрело на их полях и в садах. Белели, желтели и зеленели целые горы дынь и арбузов. Матовые, словно покрытые изморозью, огромные грозди винограда лежали на рваной мешковине чуть ли не под ногами суетливой шумной толпы продавцов и покупателей. Сочные душистые персики и тугие сливы скромно ютились в разнокалиберных корзинах и ящиках у подножия арбузных и дынных гор.

В стороне на невысоких прилавках под камышовыми навесами багровели куски свежего бараньего мяса. Пока бойкий продавец в измазанном кровью переднике продавал очередную порцию мяса, тут же, около столика, привязанный обрывком веревки, покорно ждал своей очереди тучный меланхоличный баран. Совсем рядом с мясниками, прямо под открытым небом, развернули свои немудреные кухни шашлычники. Синеватый, возбуждающий аппетит дымок от жаровен разносился по базару.