Последний расчет

– Славная у вас столовая, – произнес Фрёлик, оглядываясь по сторонам и ругая себя за косноязычие.

– Мне она не нравится, – рассмеялась Мерете Фоссум. – Только кофе хороший.

Фрёлик вычел еще десять баллов за замечание о кофе, но добавил пятнадцать за красивые зубы и загадочную улыбку. Он ослабил галстук, сделал глубокий вдох и решительно посмотрел в ее блестящие голубые глаза. Она держала в тонких пальцах кусок хлеба. Несколько секунд она провожала взглядом коллег, ушедших в другой конец зала. Потом снова повернулась к Фрёлику, поднесла бутерброд ко рту… Фрёлик едва удержался от удивления, когда она открыла рот и запихнула туда бутерброд с кровяной колбасой и маринованными огурцами. Она не откусила от него, а запихнула в рот весь кусок целиком; на губах выступила слюна и крошки. Она быстро облизнулась и, когда их взгляды встретились, заговорила с набитым ртом. Она сообщила свои впечатления от Аннабет Ос, от ее дома, вспомнила о том, какие они с Герхардсеном замечательные люди, а потом заговорила о погоде, о дожде и о том, как ужасно, когда промокают ноги. Фрёлик не сводил взгляда с ее широкого рта. Руки у него дрожали, но он не мог отвести взгляда от этой влажной красной пещеры. За правой щекой перекатывался комок. Говоря, она ловко вскрыла еще один бутерброд; сложила его пополам, как первый, и, не переставая тараторить, запихнула в рот. Что-то о зонтиках… да, кажется, она упомянула о зонтике. Комок за щекой стал больше…

Она снова шумно отхлебнула кофе. Потом все закончилось. Она смяла пластиковую упаковку и облизала пальцы. Фрёлик выдохнул через нос. Он так и не понял, чему сейчас был свидетелем. Ясно одно: все наконец закончилось, и видеть то же самое ему совсем не хочется.

– Вы рано ушли из гостей, – быстро сказал он.

– Кто?

– Вы… и другие.

– Да, мы поехали в центр.

– Кто?

– Мы с Уле.

– А другие?

– Да, в машине нас было пятеро. Но двое голубых решили поехать в клуб для геев; ни Бьёрн, ни Уле туда не хотели. Нет, я считаю, что все правильно – я имею в виду бары для геев и все такое. Все мои знакомые геи просто супер.

– Значит, поехали вы, Уле, Бьёрн Герхардсен и еще двое мужчин?

– Да, Гогген и Лассе. Они живут вместе.

– Ну а дальше?

– Мы поехали в «Смугет». То есть мы с Уле.

– А Герхардсен?

– Понятия не имею.

– Разве он не пошел в «Смугет» вместе с вами?

– Да, наверное, пошел. Но я запомнила только Уле. Внутри было настоящее столпотворение… Я не увидела там никого из знакомых.

– Значит, вы точно не знаете, вошел ли Герхардсен в клуб вместе с вами?

– Почему бы ему и не войти?

– Та-а-ак, – протянул Фрёлик. – Ну а что потом?

– Чуть позже мы ушли. Поехали ко мне. – Она подмигнула. – Только никому не рассказывайте! Я обещала, что буду держать язык за зубами.

– Вы с Эйдесеном поехали к вам, и он остался с вами?

– Да.

Фрёлик посмотрел на нее, не отводя глаз, чувствуя, как краснеет. Мерете Фоссум ковыряла в зубах ногтем. Ей не сразу удалось подцепить то, что она искала. Она широко разинула рот и, смешно скривив губы, продолжила изыскания.

– В какое время вы вышли из клуба?

Она пожала плечами, осмотрела палец.

– Уже светало… Часа в четыре, наверное.

– Насчет времени вы уверены?

– Нет. – Она равнодушно улыбнулась и, заметив выражение его лица, продолжала: – Извините, не знаю.

– Знаете, который был час, когда вы попали к себе домой?

– Чуть позже. Мне очень жаль, но тогда я не смотрела на часы.

– Долго ли он у вас пробыл?

Мерете Фоссум снова принялась разглядывать кончик пальца.

– До одиннадцати или двенадцати следующего дня. Не помню. А какая разница? Неужели это так важно?

Фрёлик в полном смятении записал ее слова и вычел у нее сто очков. Потом поднял на нее глаза.

– Да, очень важно, – сказал он. – Уле Эйдесен был с вами с полуночи до одиннадцати следующего дня. Я правильно вас понял?

Мерете Фоссум кивнула.

– И за все время он не покидал вашей квартиры?

– Я бы заметила, – с мечтательной улыбкой ответила она.

– А он утверждает, что вы не проводили вместе ночь.

– Бедный мальчик!

– Что, простите?

Мерете Фоссум рассмеялась:

– Наверное, он соблюдает наш уговор. Мы решили, что сохраним все в тайне. Хотя теперь она уже все равно ничего не узнает. Она ведь умерла. Бедняжка… Ужас. Но думать нужно о тех, кто остался. Уле ведь тоже нелегко пришлось! Когда с близким тебе человеком случается такое…

– Да.

– Вот видите!

– Вы с ним с тех пор поддерживаете отношения?

– Боже правый! – вздохнула Мерете.

– Что, простите?

Она расплылась было в улыбке, но быстро опомнилась.

– Хочу сказать… разве я похожа на тех, кому достаточно одной ночи?

Фрёлик молча смотрел на нее.

– Мы с ним говорили по телефону… один раз. Простите, если я сделала что-то неправильно, но ведь не так просто…

– Вы когда-нибудь, в какой угодно форме, обсуждали с Уле, что вам следует рассказать полиции о ваших действиях в ту ночь? – спросил Фрёлик, делая пометку в блокноте.

– Нет, – ответила она. – Что вы!

– Согласитесь, это как-то странно.

– Почему странно?

– Убили его подружку, полиция ведет следствие. О чем вы с ним вообще разговариваете, если не о том, что случилось?!

Мерете Фоссум подняла на Фрёлика большие глаза.