Последний рассвет

– Понял, – резко ответил я и развернулся, чтобы уйти.

– Слышь, а талоны на обед дали?

– Дали…

– Не ходи в столовую… С собой шабашку носи.

– А почему?

– Работать хочешь? – вздохнув, бригадир вернул разговор в самое начало.

– Понял, – усмехнулся я. – Работай и вопросов не задавай?

Бригадир кивнул.

Со старшим не удалось завязать контакт, зато ко мне подошел Володька, такой же, как и я бедолага-грузчик, в бывшей жизни офисный работник.

– Что? Неласковый шеф? – широко улыбнулся он.

– Да ну его, – радостно ответил я.

Глядя на Володьку вообще нельзя было не улыбаться. Улыбка у него была широкая, как у Гагарина. Да и парень он был неплохой.

– Он всегда так, – усевшись рядом на мешки с мукой, ответил Володька.

– Слушай, а что у вас тут за порядки?

– А, – присвистнул мой собеседник. – Вон, ты о чем его спрашивал? Он не расскажет. И я не расскажу.

– Надо же, какие тайны в вашей подворотне, – буркнул я.

– Не, ты не думай чего, сказать можно, только ты не поверишь, – уже серьёзным тоном продолжил он.

– А ты попробуй! – задиристо потребовал я.

– Да что? Думаешь, не пробовали? Никто не верит, пока не убедится. Только я тебе одно скажу: ты стой и не шевелись. И в столовую не ходи. Они туда ходят сами, дурачков выискивают. Проголодался – и попался.

– Это что? Наказание какое-то за то, что ешь?

– Нет, это я не знаю, за что такое наказание, главное: если работа нужна и шкура дорога – промолчи, застынь, словно и нет тебя.

– Ладно, пусть так, – пошел я на мировую. – Ты сам откуда здесь?

– С биржи труда, откуда ж ещё, – развёл руками товарищ. – Ты ж, наверное, оттуда и сам. Если б не эта безработица, век бы сюда не заглянул. Но, что поделаешь, семью кормить надо.

– Да уж сильно её прокормишь с местных барышей-то…

– Ну, да что уж, сейчас время такое, спасибо, что это есть…

Мы помолчали. Вскоре прозвенел сигнал на обед.

– Ты с собой ничего не взял, наверное? – спросил у меня Володя, протягивая бутерброд. – А вот кофе, звиняй, стаканов нет. Всухомятку сегодня.

Я поблагодарил его и с удовольствием впился зубами в хрустящий тост с сыром.

– Ты не вегетарианец часом? – подмигнул ему.

– Не часом, а поневоле. Тут такого насмотришься, вообще есть бросишь, – сердито ответил он.

Вечером дома я раздумывал над прошедшим днём. Очень много он таил в себе недомолвок и загадок. Но, к своему удовольствию, я обнаружил, что жду следующего утра с нетерпением, чего со мной не бывало со времён школьных каникул. Мне хотелось, чтобы поскорее наступил новый день. Мне хотелось на работу! Давно ли у вас такое было? Я строил предположения, препарировал ситуации и диалоги, извлекал из них удивительные выводы и ждал рассвета. Скорее, чтобы узнать побольше о том, что происходит!

Утро, правду сказать, застало меня сонным и бледным. От былого вечернего рвения к физическому труду в роли грузчика во мне не осталось и следа. Всю ночь я провертелся волчком, и заснул вот только за полчаса до звонка будильника. Мир вернулся на старые рельсы: снова утро, снова я его ненавижу.

Наскоро одевшись, я выскочил из дома. Шабашку, конечно, забыл. Надо было с вечера собрать. Да было лень. А утром… «Да ладно, сбегаю в столовку, мало ли чего говорят,» – подумал я.

В цеху со вчерашнего ничего не изменилось. Бригадир поставил отметку о прибытии и спросил:

– Шабашку взял?

– Нет, – беззаботно ответил я. – В столовку сгоняю.

– Говорят тебе, – махнул он рукой с досадой. – Не ходи в столовую.

– А талоны тогда куда?

– Талоны сдашь мне, в конце каждой недели – сгущёнка и тушонка. Или только сгущёнка.

– Зачем мне сгущёнка? – я выкатил на него глаза.

– Не хочешь – не бери, – буркнул старший.

Я было развернулся уходить, но передумал и снова задал вопрос бригадиру в лоб:

– Объясни, Михалыч, почему нельзя в столовую?

Михалыч поднял на меня глаза и замер. С минуту мы играли с ним в гляделки, потом я решил, что стоит проиграть, начальник-то всё-таки он. А про себя задумал обязательно совершить набег на местный общепит.

Примерно через час рабочего времени произошло ровно то же, что и вчера. Мужики засуетились и замерли. Блондинка с красными губами прошлась между работяг, озарила собой наши серые будни и скрылась. А после блондинки ко мне снова подсел Володька.

Мы разговорились обо всём на свете. О детях, о жёнах, о родителях, о политике и таксистах. Было видно: я симпатичен Володьке. Жалел он меня, что ли, как новичка. Остальные только покрикивали да гоняли. А Володька вроде сочувствовал. В этот день он и советом помог, подсказал, где и как срезать с грузом, как и в каком порядке брать, как сделать, чтобы норму Михалыч записал.

– Вот эти с крапинами мешки, – Володька указал в сторону от нашего места на блестящие влагонепроницаемые пакеты такого размера, словно в них посадили по человеку, – их бери не больше одного. Тут их по счёту на каждого работягу по мешку. Их, заметил, последними разбирают? Никто связываться не хочет. А всё потому, что их надо тащить на третий этаж, в распредотдел. А там, понятно, эти людоеды и шьются. Кому охота им на глаза попадаться?

– Какие людоеды? – удивился я.