Последний рассвет

Нет, тогда все было нормально. А вот позже, когда Лёня начал выполнять частные заказы, все и началось. Тоже ведь не сразу, постепенно все складывалось. Первый клиент, пятый, двадцатый… Лёне Курмышову было уже под тридцать, когда ему заказала кольцо какая-то певица, не очень известная в народе, но, как выяснилось впоследствии, близко знакомая с огромным числом знаменитых на всю страну артистов. Работа оказалась весьма удачной, кольцо произвело фурор среди знакомых заказчицы, и к Лёнечке караваном потянулись звезды театра, кино и эстрады, художники и поэты, композиторы и скульпторы. Прошло совсем немного времени, и ювелир Курмышов стал своим в их среде, его приглашали на премьеры, вернисажи и юбилеи, горбачевская перестройка шла полным ходом, частнопредпринимательская деятельность перестала быть уголовно наказуемой, и Лёня развернулся в полный рост. А родители Лёнькины, дай им Бог здоровья на долгие годы, твердили, не переставая:

– Ой, какой же ты молодец, какой же ты умный и талантливый, ведь с какими людьми на «ты» и за руку здороваешься, как же ты пробился-то на самый верх, ты нарасхват, ты всем нужен, и какие люди громкие с тобой запросто… и ты с ними…

И дотвердились в результате. Взрастили в сыне непомерное тщеславие. То есть оно, тщеславие это, наверное, от рождения в Лёньке было, но так бы и засохло на корню, если бы его не поливали и не окучивали восхищенные успехами сына папа и мама. Тщеславие – тот же соблазн, соблазн казаться лучше других, а Лёня Курмышов соблазнам противостоять не умел. Так-то он честный и порядочный человек, но слабый, и коль есть соблазн, то удержаться он не мог. А соблазном было всё, от удовольствия засветиться рядом со звездой до новой женщины, которую ну просто никак невозможно было пропустить мимо себя. Да и ТОГДА, в ТОЙ ситуации его соблазнила легкая возможность удовлетворить мелкое тщеславие, показать себя человеком знающим, компетентным, да к тому же обладающим некоей тайной. Слаб оказался Лёнечка, не устоял.

Слабость характера привела к тому, что Лёнька начал гулять направо и налево, жена в конце концов бросила его и уехала вместе с детьми в другой город, к себе на родину. Спустя короткое время Лёня закрутил роман с Кариной Горбатовской, девушкой красивой и умной, которая влюбилась в Леонида по уши и без него света белого не видела. Однако жениться на дочери коллеги-ювелира Курмышов отчего-то не торопился. А может, и не собирался вовсе. Морочил девчонке голову, говорил о любви, делал подарки, причем отнюдь не дешевые, – натурой он всегда был широкой, деньги любил, но тратить их не скупился. И при этом постоянно заводил то совсем короткие, то более или менее длительные интрижки. Мать Карины, тихую, очень больную женщину, почти не встававшую с постели, в личную жизнь дочери старались не посвящать – берегли, а вот отец, Илья Ефимович, относился к роману Карины с Леонидом сложно. То ненавидел Лёню, то страстно желал, чтобы тот, наконец, сделал Горбатовского тестем и дедом, то снова ненавидел… Сейчас, судя по сделанной на заказ треугольной подвеске, наступил очередной виток ненависти. Надолго ли?

Сотников снова вернулся к портсигару и вдруг подумал, что ошибся с камнями. Да, по всей мифологии камней здесь нужно использовать рубин, но, может быть, именно то, что камни будут красными, и лишает все изделие гармонии? Он захотел попробовать вариант с другим цветом, достал из ящика стола коробочку с разноцветными фианитами и потянулся за пинцетом… Пинцета на месте не оказалось. В принципе ничего страшного, фианит – не драгоценный камень, можно и пальцами взять, но должен же быть порядок! На рабочем столе ювелира Сотникова все предметы и инструменты лежали в строго определенном порядке, и брать нужную вещь он мог не глядя. Куда девался пинцет? Тем более пинцет старинный, достался ему от деда и дорог как память. Да и не делают сейчас таких – легких, удобных, прочных, в лапках которых даже самые малюсенькие камни держатся как влитые, не переворачиваются и не выпадают.

– Люля! – громко позвал он, выглядывая из мастерской в коридор.

Из кухни вышла жена – узкие брючки, свободная длинная футболка, размера на три больше, чем нужно, дизайнерский фартук с невероятно смешной аппликацией, в одной руке полотенце, в другой – тарелка: Людмила вытирала вымытую посуду.

– Да? Что случилось?

– Ты не видела мой пинцет?

– Видела, – засмеялась Людмила. – Три дня назад.

– А сегодня видела?

– Сегодня я в мастерскую не заходила. А что, найти не можешь?

– Не могу, – пожаловался Сотников, любуясь стройной моложавой женой.

– Спроси у детей, – посоветовала Людмила. – Наверняка кто-нибудь из них утащил.

– Ну, Юрка-то точно не брал, – возразил Алексей Юрьевич и добавил грустно: – К сожалению. Ему, увы, мой пинцет никогда не понадобится. Люленька, а что там у него с женитьбой? Слышно что-нибудь? Парню двадцать семь, и так уже традиция нарушена, он до сих пор холост, да еще и ювелиром не стал.