Последний рассвет

А ему, Мотохайдусу, останется роль личного телохранителя императора Нинтоку Тоды! Того ли он желает? Надо помешать манёвру Хавасана в сторону Такэды! А кто способен его остановить вдали от ставки бакуфу? Лишь горные духи, тэнгу.

— Вот именно! Тэнгу!!! — гениальная идея буквально осветила лик приунывшего было советника императора.

Хватит Кагасиро отъедаться в почётном заточении на курорте Идзу! Покуда и этот не предал, его нужно перепрятать — тогда Саюке и бандитский отряд Рыжего Змея останутся подконтрольными Мотохайдусу. И сослужат службу!

Вышедшая из порта Эдо армада кораблей неумолимо двигалась к сердцу врага. Рёв сильного ветра в снастях доносился до слуха приглушённо, как рокот набегающего на гальку прибоя. Море — тёмно-свинцовое, медленно перекатывалось длинными гребнистыми валами, их вершины ветер обращал в горы пены и раскидывал, как сумасшедший, вызывая ливень водяной пыли, летящий через борта на палубу. Скрипы, стоны шпангоутов, бимсов и пиллерсов смешивались с его протяжным завыванием. Мачта вырывалась из тисков палубных шарниров, её грозное гудение утопало в неистовстве шторма.

Сейсмоопасный залив Сагами остался за кормой. На востоке, слева, темнели очертания острова Идзуосима с вулканом Михара, а справа, на юго-западе, подобно огромному чудовищу, вздымающемуся из тёмно-синей пучины, высились чёрные вершины гор мыса Иро полуострова Идзу — родового гнезда опальных Ходзё, и, по роковому стечению обстоятельств, нынешнего хана родичей кампаку императора Тоды, Мотохайдуса. Плотный слой снега покрывал горные склоны крупными тёмными заплатами.

Свет луны и звёзд не проникал сквозь толщу гонимых ветром штормовых облаков, но светилась вода залива — от многочисленных фосфоресцирующих медуз, поднятых из глубин волнующимися течениями. Жуткое зрелище для крестьян, непривычных к водной стихии, которых моряки к тому же успели застращать россказнями о чудовищах глубин и призраках утонувших кораблей, обречённых век за веком скитаться по волнам с командой живых скелетов на борту, о крабах, выползающих из моря с изображениями на панцире лиц утонувших рыбаков и потерпевших крушение мореходов.

Суда японских корабелов обладали феноменальной живучестью, выдерживали любой шторм. Почти любой… Кроме тех, что насылали демоны, если не получали своевременную человеческую жертву. Впрочем, многие поколения смешавшихся с монголоидами айнов уже не кормили море мясом потомков Аматерасу, а швыряли в волны выструганную щепку, наподобие человека с разрезанным животом, сыпали рис, лили саке.

Боги, как могли, смиряли голодных демонов морской пучины, бросавшихся на корабли — Небеса благоволили флоту Нинтоку Тоды. Иначе не могло быть, ведь на одном из кораблей на корме ожидал решительного броска на берег фаворит сёгуна генерал Мицухидэ. Он, в доспехе из плотных кожаных пластин, обшитых кольцами бронзовой чешуи, резко запахнул накидку из тигриной шкуры, что подарил ему Хадзиме, сняв со своего плеча. Узор — пара белых тигров, готовящихся к прыжку, сверкнул на ней серебристыми искрами. Генерал потянулся, словно сваливал с плеча ношу, безмерно тяготившую его — флот с пятью тысячами вооружённых рекрутов проследовал мимо залива Суруга, в котором, дрожа словно от злобного нетерпения, подпрыгивали на могучих волнах морские хищники — корабли Токугавы. Торговые заморские суда намбадзинов сгрудились там, укрываясь от шторма, забаррикадировали им путь от пристани.

За мысом Иро крейсировали два судна комодзинов, вышедшие из порта Эдо неделей ранее, чтобы запереть флот Токугавы в заливе Суруга и обезопасить проводку десантных транспортов. Теперь галеон и каррака присоединились к ним как основная ударная сила.

Штормовые волны и ветер быстро гнали флот Мицухидэ дальше на Запад. Капитан и матросы флагманского корабля принесли жертву, вылив за борт припасённую ещё в порту Эдо бадью человеческой крови казнённых сёгуном преступников, разведённой ароматным вином. Понемногу шторм стихал, и вскоре последовал доклад вахтенного о том, что близка цель плавания — устье Тенрю-гава, Уста Небесного Дракона.

Генерал надел конусообразный шлем, увенчанный золотыми крыльями, встал во весь рост на корме и пристальным взглядом сверкающих глаз недоверчиво избороздил чёрные пустоты в окнах домов города Хамамацу и смотровых башен замка. Мысленно взвесить и оценить уязвимость плана Хадзиме Мицухидэ не смог — не позволяла нарастающая тревога. Ему казалось, что каждое лишнее мгновение, проведённое в море, грозило флоту неминуемой гибелью. Повернувшись к самураям и оммицу, генерал призвал их душой и мыслями готовиться к битве. Толпа колыхалась, и при каждом движении отблески факельного света рассыпались по наконечникам копий и сверкающим глазам воинов. Мицухидэ подрагивал в предвкушении великолепного боя, горел изнутри. Чем ближе его суда подходили к городу, тем чаще, волнуясь, дышали воины. Дыхание вырывалось со свистом, и свист этот, казалось, не отличить от гула ветра.