Последний рассвет Тарайи

Первые румды достигли вершины, и мидейцы их с лёгкостью сбрасывали обратно вниз. Это была глупая атака со стороны бородачей, но видимо полное непонимание искусства боя, отсутствие тактики – приводили к быстрому поражению. Они слепо пытались задавить массой, но на такой узкой площадке с крутыми склонами это было не под силу даже тысячной армии. Возможно, такой манёвр был лишь отвлекающим, изматывающим, оставалось только догадываться.

Дарбы подходили ближе. Они рассредоточились по равнине, по мере приближения сокращая дистанцию между собой. Пирамида осталась позади них, как вдруг раздался протяжный громкий звук, похожий на рёв походных горнов. Внешние её грани начали раздвигаться, делясь надвое, постепенно открывая внутреннее пространство, откуда исходил мягкий теплый свет, вырываясь наружу, освещая ближайшие окрестности. В центре, в окружении света стоял варр. Тот самый старый знакомый, забравший когда-то Тарайю. Он смотрел в упор на Зора и гариец как никогда ощущал этот пронизывающий насквозь взгляд.

« Я пришёл отдать твой выбор!» – прозвучало где-то внутри сознания, заставив с силой часто забиться сердце. Зор не хотел ни о чём думать, не хотел видеть его, знать. Он то всматривался в пространство пирамиды, то отводил взгляд, затем снова подолгу смотрел, но ничего, кроме света и каращея не видел, в тайне надеясь, что и не увидит.

«Выбор… я выбрал… выбрал… далеко зашёл…» – вертелось навязчиво в голове, бросая в жар. От осознания грядущего, о чем он не хотел думать, мелкой дрожью затрясло всё тело. Странная слабость накатила, что подкосились ноги, сделавшись ватными.

Варр поднял руку вверх, свет позади него рассеялся небольшим тоннелем, явив невысокий постамент с длинным хрустальным ларцом на нём, исписанным искусной вязью, над которым в воздухе нависало тело девушки.

– Тарайя… – прошептал Зор и зажмурился от резкого спазма в горле, перекрывшего дыхание.

Девушка словно была кем-то или чем-то поддерживаема – руки сложены на груди, а длинная пышная коса свисала вниз, касаясь пола. Над ней парил небольшой сверкающий серебром шар. Он пульсировал множеством искристых игл, то слегка увеличиваясь в размерах, то уменьшаясь. Варр взмахнул рукой, повёл её слегка вниз, и шар повторил это движение, приблизившись к груди девушки, заискрившись ещё сильнее.

Зор с силой держал веки сомкнутыми, будто они против воли пытались разомкнуться. Сумбурные мысли забивали способность ясно рассуждать, создавая невыносимую какофонию, огрубляя реальность, от которой казалось, тупело всё естество, быстро проваливаясь в забвение.

– Нет больше нас! – выкрикнул Зор, открыл глаза, глубоко шумно вдохнул и бросился вниз.

Он сходу отрубил двоим румдам головы, с быстротой гепарда сломя голову прорываясь вперёд.

– Куда?! – заорал Маргас, а следом за гарийцем уже бежал степняк, раскидывая по пути назойливых бородачей.

Румды вдруг резко надавили с противоположной стороны, а в небе вдалеке замаячил птенец, тут же выпустив из себя луч света, который врезавшись совсем рядом с вершиной, обрушил часть площадки.

Румды давили только с одной стороны, будто пытаясь вытеснить мидейцев с вершины туда, где не спеша к ней шествовали варры.

– Вниз! – скомандовал генерал, среагировав на манёвр птенца, предугадав атаку.

Как только спрыгнул последний боец, позади раздался грохот, и спускавшихся мидейцев накрыло градом осколков от разлетавшейся в клочья вершины.

Склон был почти пустой. Мидейцы бежали прямо навстречу каращеям, но больше было некуда. Несколько птенцов пронеслись мимо, мигом уйдя в точки у горизонта.

– В армат! – кричал Маргас, прыгая с последней ступеньки.

семь десятков бойцов быстро сгруппировались в привычные тройки, выстроив из них клин, которым тут же ударили по толпе румд, ожидавших в первых рядах, раскидывая тех в стороны.

Зор впереди продирался сквозь кишащих румд, пытавшихся неуклюже атаковать. Обман детей Ареи то и дело напоминал о себе неприятным спазмом в груди, что хотелось поскорее забыть о нём, не позволяя противной обиде овладеть душой. Он отбросил какую-либо жалость, затолкав её в самые потаённые закоулки разума. Это благородное чувство к ближнему, в последнее время выстилало перед ним дорогу в пропасть, а он всё держался за него, в надежде, что всё сложится хорошо. А ничего не складывалось. Жизнь диктовала свои условия – она была многогранна всегда в отличии от человека, смотревшего на это пресловутое бытиё всего лишь с одной грани, да и то под кривым неуклюжим углом собственного невежества, ложно путая его с истиной, в ревности охраняя, не позволяя порушить эти устои.

Качудай двигался следом, прикрывая тыл гарийца, умело выбивая дух из особо рьяных. Степняк наоборот – не имел абсолютно никаких мыслей сейчас, полностью сосредоточившись на атаке. Он чувствовал за собой ту громадную ответственность, которой как ему казалось, негласно был наделён свыше. Каждый взмах его кривых мечей обязательно достигал цели, не оставляя шансов никому.