Последний рассвет Тарайи

– Я не думал, что вот так вот всё… – уставшим голосом произнёс Качудай, находясь в какой-то прострации, с тоской глядя на яркий рассвет чужого ему солнца. Разум был раздираем массой противоречий, которые он никак не мог побороть и не знал, что с этим поделать. Оставалось лишь только покорно терпеть эту изнуряющую пытку мироздания, в надежде, что она всё же когда-нибудь закончится.

– Никто не думал… – прохрипел в ответ Зор, не отрывая взгляда от скорбного зрелища. Край солнечного диска становился всё ярче, освещая выжженную безжизненную землю, где местами алыми прожилками разливались лавовые реки.

Зор повернулся к Тарайе в намерении сказать что-то, как вдруг сердце его дрогнуло, замерев, будто забыв свой жизненный ритм и вновь забилось, но бешено, норовя выломать грудь.

Лицо его единственной женщины быстро бледнело, взгляд стекленел. Рука, за которую Зор держал её всё это время, стала холодеть.

Тарайя вдруг глубоко набрала в грудь воздуха и едва слышно прошептала: – Помни наши имена… – она медленно выдохнула, больше не вдохнув ни разу.

Дочь Дивьи и Перинея остекленевшим взглядом смотрела на свой последний рассвет, никак более не реагируя тем прежним живым блеском голубых глаз.

Зор неимоверным усилием давил сильный спазм в груди. Он крепче прижимал её к себе, уткнувшись в пышные волосы, и медленно раскачивался, будто убаюкивая, вдыхая этот далёкий, но в то же время родной аромат весенних первоцветов. Из тех последних сил, которые оставались у него для решающего рывка, не осталось больше ничего. Гариец был опустошён полностью, не чувствуя даже остатков своей легендарной, когда-то яркой искры. Его мир рухнул в одночасье, ненавистным рассветом ознаменовав о своей кончине – такой же яркой, болючей, невыносимой… но Зор терпел, он не мог иначе – иначе было нельзя! Вдох-выдох, вдох-выдох.

Слабые удары сердца редели, гоня остатки крови по опустошённым венам. Сознание потихоньку плыло, погружаясь в противную тягучую тёмную массу, являя перед мысленным взором какой-то бессвязный бред из странных картин.

Качудай крепко держался за голову, как маятник качаясь взад-впёред, совершенно не понимая, что делать. Он видел, как умирал его единственный друг, но абсолютно был бессилен. Степняк начинал впадать в панику. Он подползал, хватал Зора за плечи, тряс его, пытался тормошить Тарайю. Смачивал им лица водой, смачивая глубокие раны на теле гарийца, но ничего не помогало, и он снова садился, начиная раскачиваться, хватаясь за голову, по-звериному утробно рыча сквозь стиснутые зубы, каждое упущенное мгновение, погружаясь в ещё большее отчаяние. Степняк люто винил себя за то, что не успел к Зору на помощь – не смог за него постоять, не смог жизнь свою положить во имя Мараджавата Великого. И от этих мыслей он испытывал дикий стыд, не в силах с ним справиться, что едва сдерживал слёзы, не достойные воина.

Странный звук заставил встрепенуться. Качудай подскочил на ноги. Звук был резким звенящим, словно остаточный после удара медного гонга. Он создавал противную вибрацию, которая казалось, проникала в мозг, заставляя морщиться.

Звук прекратился внезапно, как и начался.

От каждой грани пирамиды в его сторону двигались четыре высоких фигуры в длинных серых плащах. Они появились внезапно и непонятно откуда. Это были варры… или не варры… Качудай ничего не понимал.

Резкие, будто иссушенные лица с безэмоциональными масками, в другое время они внушали бы страх, но степняк уже ничего не боялся. Он лишь удивлялся, но страх его совершенно не беспокоил. Варры смотрели исподлобья тёмными, казалось пустыми глубоко посаженными глазницами без зрачков и даже без глаз. Один из них остановился у ещё живого сородича, поднял оба меча, вложил их в ножны, продолжив путь к центру.

– Я скоро, Урус-Зор! Я вас не оставлю! – закричал Качудай, оскалился в какой-то сумасшедшей улыбке, обнажил кривые тулейские мечи, выставив их угрожающе перед собой, став в стойку. Он был сейчас рад каращеям, как никогда в жизни и даже немного удивлялся этому, испытывая странную метаморфозу. Он был сильно вымотан, слаб и понимал, что не выстоит против этих свирепых бойцов, но был настроен решительно. Гаруда даровал ему шанс всё исправить, искупить тот позор и он непременно им воспользуется! Теперь точно не подведёт.

– Не отда-а-м! – рычал Качудай, вертясь вокруг двух тел, с лютой ненавистью зыркая по сторонам, внимательно следя за врагами.

Варры остановились в десятке шагов.

– Ты достойный свет! – громким басом вдруг произнёс один из них, – Выбор свершён!

– Я ничего не выбирал! – огрызнулся Качудай. Он часто дышал, во рту резко пересохло, а голова сильно закружилась, сбивая координацию, поводя рябью перед взором.

– Ты должен уйти!

– Не отдам! – Качудай прыгнул на ближайшего, решив больше не ждать, пока ещё были хоть какие-то силы.

Варр отклонился в сторону и Качудай пролетел мимо, запнулся, но устоял на ногах, развернулся, бросился снова. Рывок, удар, другой, оружие вылетело из рук, и степняк повалился, споткнувшись. Поднялся кое-как. Перед глазами плыло.