Последний разговор с Назымом

…Но теперь давай говорить о нас. Ты за границей долго не можешь оставаться. Тебя хватает на месяц, потом начинаешь тосковать, нападает самая типичная ностальгия, это я вижу. Раз. Другое дело в том, что мне самому неприятно перед людьми. Я искренне считаю Советский Союз своей второй родиной, а живу здесь с чужим паспортом, под чужой фамилией. Но мой дом здесь. Ты знаешь, как я связан с этой страной. У меня есть ты, без тебя ничего нет. Хорошо. Теперь представь на одну минуту мой ад: я снова заполняю анкеты, и мне снова не отвечают. Сегодня я не буду ждать месяц, Веруся моя! Пойми меня. Ты должна это знать. Сутки не отвечают – до свидания! Уеду! Их молчание будет означать, что товарищи опять не хотят. Я уеду, миленькая моя! И никогда, никогда! – ты понимаешь, что это для меня будет значить, – сюда не вернусь! Ни по какому поводу. Я хочу знать, если так случится, если один процент неуверенности есть – ты уедешь со мной? У тебя дочка, мама, ты с ног до головы с этой земли. Это страшная трагедия для тебя будет, самая страшная из всего, что с человеком может случиться! Она будет сопровождаться большим скандалом, руганью нас! Ты уедешь со мной? Потому что, Вера, бросить меня в этой ситуации, ты понимаешь, сволочество!

– Я уверена, что сегодня все решат быстро.

– Ты поедешь или нет? Отвечай! Я должен знать. Если нет, я не могу рисковать! Буду жить здесь как не очень честный человек, но так живу уже десять лет.

– Если мое правительство тебе откажет, я уеду с тобой. Но я уверена, что всё решат по совести, Назым. За десять лет многое изменилось. Я уверена.

– Ты хорошо все взвесила? Думай еще. Вспоминай, как тянуло домой, тебе даже красивые туфли хотелось надеть и показать только в Москве, а не в Риме или Париже…

Я видела, как ты взволнован. Я понимала всю ответственность за этот шаг и возможные последствия, но отступать нам было некуда. Это был далеко не первый разговор.

Не о советском паспорте, а о твоем положении. Настало время внести ясность в этот мучительный вопрос.

С этого момента ты уже ни о чем другом не мог со мной говорить, все рисовал перед моими глазами новые и новые картины нашего изгнания, все боялся, что я недостаточно серьезно и ясно сознаю, что случится, если… Потом ты метался. Ездил вроде бы по делам в Союз писателей, к некоторым знакомым, а сам хотел получить совет от людей, которым доверял. Федин, Твардовский, Щипачев успокоили и полностью поддержали тебя. Пожалуй, их мнение было решающим. Другие высказывали опасение, что советское подданство сильно усложнит твою жизнь. Станет труднее ездить по миру, а в клетке ты не сможешь жить, что тебя, как наших писателей, возьмет в клещи и будет контролировать Союз писателей, – словом, отговаривали.

Спустя два дня ты сел рано утром за машинку и за несколько минут написал письмо Н. С. Хрущеву с просьбой о гражданстве.

Ты написал письмо Хрущеву… Как просто это сейчас звучит. Отошли в прошлое те волнения, а ведь прошло всего два года, Назым.