Последний разговор с Назымом

В Париже мы часто бывали в маленьком кафе «La Bucherie». Располагалось оно неподалеку от Нотр-Дам, если встать к нему спиной и недолго идти по левой стороне Сены в сторону площади Сен-Мишель. В этом доме наверху жил Марсель Марсо. Сюда в кафе приходили люди искусства, бывали здесь Сартр, Симона де Бовуар, супруги Люрса.

Владелицу «La Bucherie» Элизабет, очаровательную русскую женщину, родители девочкой увезли из России. Посередине ее кафе стояла русская печь, уставленная большими круглыми пирогами с яблоками, ягодами, а между ними лениво ходили большие сибирские кошки. Здесь однажды мы очень славно встречали Новый год, и все по очереди весело вынимали из мешка подарки.

А еще в Париже на улице Опера, слева от театра, если встать к нему лицом, есть «Cafe′ de la Paix». Ты любил сидеть там и что-то писал, пока я гуляла по бульвару Капуцинов, по улице Опера и ее окрестностям. Помнишь, Назым, как ты встречался там с женой издателя Кремье? Ты отправился к ней один, мы договорились, что я приду попозже.

Мадам Кремье иронизировала:

– Вы женились на русской. Я знаю многих русских в Париже, их легко узнать, у них всегда такой специфический вид… Как только она покажется в дверях – я сразу скажу вам, что вот, вошла Вера.

Ты позвонил мне в «D’Аlbe» по телефону и попросил войти в кафе как-будто мы незнакомы и сесть поодаль. Я так и сделала. Пила кофе, просматривала свои записи. Ты чиркнул мне зажигалкой, когда я вытащила сигарету – и никакой реакции со стороны мадам Кремье.

Наконец я спросила:

– Назым, мне долго еще сидеть в одиночестве? Вот она удивилась!

– Какая же она русская… – Вера очень русская и очень похожа на турчанку. Я отуречил ее окончательно.

– Вера, вы дожны носить черное!

– Не слушай ее. В черном еще походишь.

Помнишь, как мы оказались в аэропорту Киева, куда почему-то посадили наш самолет, направлявшийся в Румынию? Элегантный Юрий Александрович Завадский вышел на летное поле с авоськой домашней вязки из суровья, там ржаные лепешки от Васёны, которая велела их съесть. Он Васёну любит и боится. Завадский угощает лепешками нас. Едим – вкусно…

А недавно Завадский попросил меня прийти. Весь вечер, пока я была у него в гостях, звонили попеременно Вера Петровна Марецкая и Галина Владимировна Уланова.

Марецкая Юрию Александровичу говорит:

– Хорошо, что Вера с вами.

Потом зовет меня к телефону:

– Сиди, сиди, одиноко ему.

А Уланова спрашивает:

– Еще сидит?

Через пятнадцать минут звонит снова.

– Все еще сидит?

Начинаю собираться. Завадский меня удерживает.

– Куда же вы? Вы пришли к народному артисту Советского Союза, сейчас он будет вас мучить…

Я смеюсь, потому что в это время народного артиста покачивает от слабости, и он с испугом идет на диван.

Мы с ним частенько говорим о тебе. Недавно Юрий Александрович спросил:

– Вера, как вам столь многое удалось зафиксировать в памяти, точно расставляя акценты?

Я отшутилась, сказала, что во всем виновата моя молодость. Ведь возраст с двадцати трех до тридцати ученые считают интеллектуальным пиком человека, а по прихоти судьбы именно с двадцати трех до тридцати одного года я и природнялась к тебе.