Последний разговор с Назымом

Лейпциг

Вера, любимая моя. Получил от тебя еще одно солнце, т. е. (нарисовано солнце), и у меня в сердце, т. е. (нарисовано сердце) сделалась, как весенняя ветка, т. е. (нарисована ветка в цветках). Как я люблю тебя, этого ты не можешь представить себе. Хорошая, умница моя. Я обязательно учусь по-русски писать. Я даже в Москве каждый день буду писать тебе письма. Без тебя мир для меня (нарисован земной шар в огне) вот так. Читал тысячу умноженную на тысячу раз твои старые письма. Вчера ночью твой голос был очень грустный. Я до утра (нарисован открытый глаз) не спал, не закрыл глаз. Ты очень устала, и я не могу помогать тебе. Радость моя, хочу тебе сказать самое Важное, то, что не сказал во всю свою жизнь: я люблю тебя.

Назым

И твоим мелким почерком аккуратные строчки стихов:

В объятиях моих вы голые —

город, вечер и ты.

Ваш свет бьет в лицо мое,

это волосы

пахнут так

или цветы?

Чье-то сердце стучит

над голосами,

над нашим дыханьем —

тук-тук.

Это чье?

Города,

вечера

или твое?

А может быть, мое?

Где кончается вечер,

где начинается город?

Где кончается город,

где начинаешься ты?

Ощущаю

под кожей своей

ваше тепло,

тепло наготы.

Ваша кровь в моих жилах

смешалас ь

с кровью моей…

Вы во мне —

город, вечер и ты.

Тогда я еще не знала, что стихи пишутся трудно, а особенно выношенные, выстраданные. А ты посылал их мне много, по нескольку в одном письме.

В эти знойные дни

думаю о тебе.

О твоей наготе,

о шее твоей,

кистях рук,

о ноге твоей,

спящей на темной тахте,

точно белая птица,

о словах, которые ты говорила.

В эти знойные дни

думаю о тебе.

Я не знаю, что в памяти больше осталось

из того, что встает перед глазами:

твоя шея, руки,

нога твоя голая

или слова,

которые ты говорила,

отдаваясь любви моей…

В эти знойные дни

думаю о тебе.

Я раздеваю свое одиночество,

свое одиночество,

немного похожее

на смерть.

Назым И перешагнув границу в Бресте, по дороге в Москву, торопишься обрадовать меня, шлешь телеграмму:

Привет из Бреста. Назым