Последний ребенок

Большие пальцы нашли курок. Металл щелкнул дважды, и нога Джара замерла. Поднявшись, Джонни увидел его лицо и глаза, широко открытые, цвета серебра. Старик поднял руку.

— Не…

Но она уже потянула спусковой крючок. Пуля разорвала поднятую ладонь и прошла через зубы. Голова подпрыгнула. Нога не шевельнулась.

Тиффани опустилась на дорогу и уставилась в пространство. Револьвер она положила рядом. У ее ноги собиралась в лужу кровь Джара. Джонни подбежал к нему, упал на колени и схватил простреленную голову так, словно хотел удержать все, что уходило из нее вместе с кровью, но глаза уже были пусты, и серебро превратилось в свинец. На секунду мир перед Джонни потемнел, а потом он закричал:

— Где она?

Он кричал и кричал, снова и снова повторяя вопрос, а потом принялся бить Джара головой о дорогу, пока сам звук не изменился с жесткого на мягкий, глухой и влажный. В конце концов остановился и Джонни.

Он опоздал.

Глава 21

Очнувшись, Ливай не сразу сообразил, где находится. В глазах туманилось, а разбудил его выстрел. Стреляли вроде бы далеко, но на реке со звуком творятся всякие чудеса. Стрелять могли где угодно.

Ливай поморгал, пока туман в глазах не рассеялся. В памяти осталось воспоминание о боли, и когда он попытался сесть, боль тоже очнулась. Что-то пилило живот. Ливай потрогал больное место и увидел на пальцах кровь. Опустил голову — из живота торчал сломанный сук толщиной с бильярдный кий. Зазубренная деревяшка воткнулась справа, под нижним ребром. Приложив в деревяшке палец, он ощутил шевеление глубоко внутри себя. Сморгнул слезы и попытался вытащить сук.

Придя в себя в следующий раз, он уже знал, что к чему, и оставил все как есть. Двигаться было больно, но не настолько сильно, чтобы не двигаться совсем. Надо только не думать о боли — и он думал о том, чтобы не думать. Ливай поднялся на колени, уткнулся лбом в черный ящик, развел руки и обратился к Богу с просьбой дать сил, чтобы продержаться еще один день и сделать то, что нужно. Он не сомневался, что Бог ответит, поговорит с ним, но когда открыл глаза, увидел на ветке ворону. Черноглазая, неподвижная, птица смотрела на ящик, и Ливай ощутил укол страха. Он не доверял этим птицам. Слишком безмолвные, слишком внимательные к делам людей. А еще о воронах рассказывали всякие истории, и эти истории шли от бабушкиной бабушки, истории о воронах и душах недавно умерших.

Истории о душах, которые скручиваются и сгорают в долгом падении.

Ливай развел руки и склонился над ящиком, укрывая его от птиц. Долгую секунду ворона молча смотрела на него, потом взмахнула крыльями и перелетела на соседнее дерево. Ствол его обуглился и почернел от удара молнии, а развилка на обращенной к реке стороне осталась мертвенно-белой. Птица нашла место в компании из дюжины себе подобных, каркнула и умолкла. Ни перышка не шелохнулось. Вся стая молча взирала на Ливая, и в какой-то момент холодок коснулся его сердца. Пропасть ворон на вершине мертвого дерева.

«Пропасть ворон».

Голос обескуражил его. Он не был голосом Бога. Маслянисто-гладкий и вкрадчиво-сладкий, он наполнил голову Ливая и влил ему в рот сахарный вкус. Ливай попытался подняться, но лодыжка подвернулась, и боль снова прошла через все тело судорогой. Он закусил губу и перекатился на спину. Вокруг него от земли поднимался горячий воздух. Ливай посмотрел вверх и увидел, что птицы снялись с насиженного места и кружат, хлопая и шелестя крыльями и исторгая стоны из мертвого леса. Он пощупал лодыжку — под пальцами как будто каталась дыня распухшей плоти. Растяжение или даже перелом, а случилось это, должно быть, когда он прыгнул в реку. Тогда даже не почувствовал, но чувствовал теперь. Ливай оперся на ногу, и нервы как будто полоснуло лезвием, так резко и сильно, что он даже вскрикнул.

Посмотрел на серое, с металлическим отливом небо и услышал тот же странный шепот.

«Пропасть ворон».

Теперь голос напугал его.

— Где Ты? — взмолился он, обращаясь к Богу.

Но никто не ответил. Небо опустело, и мертвый лес еще долго двигался — вниз и вверх, из стороны в сторону — после того, как птицы улетели.

Только через час Ливай собрался с силами и предпринял еще одну попытку встать и пойти. Лодыжка отозвалась выстрелом боли, и тогда он решил ползти. И пополз — по берегу, вверх по течению реки, роняя тихие слезы и волоча за собой ящик.

Глава 22

С таким наплывом фургонов медийных служб больничная автостоянка не справилась. Парковались они так плотно, что Чарли едва ли не с боем отстоял свободную полосу — на тот случай, если потребуется «Скорая» для доставки пациента. Служебные обязанности Чарли в том и заключались, чтобы охранять парковку, стоять у двери и не пускать посторонних. Он стоял под портиком, моргая от слепящих вспышек.

Это интервью было его пятым.

Чарли поднял руку и, игнорируя шумную толпу, подарил все свое внимание репортерше с Четвертого канала. В реальной жизни она была так же мила и красива, как и в телевизоре. Как кинозвезда на афише.